У Булгакова это бывает: выражение, скользнувшее почти случайно и по частному поводу, вдруг возвращается, наполняясь новым смыслом, обобщенным и важным. Так было с репликой «Рукописи не горят». Герой «Записок на манжетах», перечитав свою наспех сляпанную пьесу, приходит в ужас, начинает «драть рукопись» и вдруг спохватывается: «…Написанное нельзя уничтожить! Порвать, сжечь… от людей скрыть. Но от самого себя — никогда!»
«Написанное нельзя уничтожить!» — поменяв знак на противоположный — обернется Воландовым: «Рукописи не горят»! Станет символом неуничтожимости художественного слова, неуничтожимости искусства…
Прошло время, и Елена Сергеевна перестала быть «тайным другом», стала женой. Но Маргарита навсегда осталась тайной женою мастера. Было в этом, видимо, для писателя что-то очень важное.
Где-то на ранних ступенях работы над романом ему казалось, что его любовников должен навсегда соединить и благословить Воланд. В одной из редакций Воланд вручал им брачные кольца, в другой сам надевал кольцо сначала Маргарите, потом — мастеру. В конце концов от этого мотива писатель решительно отказался.
Что-то великое и тайное теперь навсегда соединяет любовников, что-то, принадлежащее только им двоим. Тайная верность только друг другу и своей любви. Ответственность только друг перед другом и перед своей любовью.
И эту их тайную и вечную связь, не оформленную, не связанную клятвами ни перед людьми, ни перед Дьяволом, ни перед Богом, признают и Воланд, и Левий Матвей, и Тот, Кем послан Левий…
Эффект присутствия
«Эффект присутствия» — термин; его употребляли мастера уникального жанра — искусства панорамы, добивавшиеся своего «эффекта» удачным сочетанием тщательно проработанного живописного полотна, «предметного плана» и хорошо подобранного освещения. Успех панорам — особенно в конце ХIХ и начале ХХ века — был огромен.
Из описания киевской панорамы «Голгофа» я и позаимствовала когда-то этот термин — естественно, обозначив источник, — для книги «Творческий путь Михаила Булгакова». Потом рецензент употребил это словосочетание уже по отношению к самой моей книге[393]. Потом термин подхватил Б. С. Мягков, как это принято у булгаковедов, без ссылки, но зато с неожиданным толкованием. По мнению Б. С. Мягкова, «многие автобиографические черты писателя и его жены присутствуют» в романе «Мастер и Маргарита» и, стало быть, это и есть «эффект присутствия»[394]. После чего термин вошел в булгаковедение, окончательно обессмыслившись…
Но описаниям Булгакова, особенно в «древних» главах, в самом деле присущ «эффект присутствия»: чудо реально ощутимого читателем своего присутствия во времени, пространстве и событиях романа.
…По Иерусалиму, чаще всего в Старом городе, расположенном на том самом месте, где когда-то высился древний Ерушалаим, экскурсоводы водят экскурсии — на многочисленных языках. Старый город обнесен мощными стенами, в стенах ворота со старыми названиями: Яффские, Львиные и другие. Экскурсоводы добросовестно объясняют, что мощные эти стены возведены турками давно, не то двести, не то триста лет назад, но по сравнению с теми, ерушалаимскими, разрушенными римлянами почти две тысячи лет тому назад, — совсем недавно. А Яффские ворота в евангельские времена были примерно в этом же месте, но может быть, и не совсем в этом, и выглядели, конечно, совсем не так… Туристы слушают, но старые стены кажутся им теми самыми, древними. И, игнорируя все поправки экскурсовода, ощущают прикосновение к вечности. Самое популярное название экскурсий: «Город трех религий». И кварталы в Старом городе так и называются — еврейский, христианский, мусульманский…
В начале 1990-х экскурсоводы заговорили по-русски, и завораживающе, как мантры, зазвучали булгаковские тексты. Плотно пошедшие по Иерусалиму булгаковские экскурсии стали казаться началом четвертой религии.
Вчерашние советские граждане, оглушенные своим перемещением в другую жизнь, хватались за то, что казалось прочным и надежным — за образы любимой книги. Вздрагивали от узнавания. Казалось, самые камни — те же, что описаны в «Мастере и Маргарите». Хотя в «Мастере и Маргарите» никакие камни не описаны. Спрашивали потихоньку: может быть, он здесь бывал? — намекая на способность души путешествовать во времени. Рассказывали взволнованно, что Булгаков мечтал побывать здесь и очень страдал оттого, что ему это не удалось. Спорить не нужно было: ну кто бы поверил, что писатель никогда не мечтал о поездке в Палестину. Очень надеялся, что его выпустят из советской России хотя бы на короткое время, очень хотел увидеть Париж — Париж Мольера. А может быть, и Рим — Рим Гоголя. Вымечтанный, выстроенный им древний Ершалаим в эти планы не входил, навсегда оставаясь городом воображаемым, принадлежащим далекому прошлому, извлеченным из прошлого силой провидческой фантазии.
393
См.: Л. А. Шубин. Поиски смысла отдельного и общего существования. М., 1987, с. 353 и 355.