Постепенно стало проясняться, что в романе имеются неточности. Вот экскурсовод Лидия Миркина сказала: в библейские времена в Иудее не было соловьев… Как не было? — заволновался кто-то из слушателей. Он сам слышал недавно соловья. Или его знакомый слышал… Экскурсовод пожала плечом. Может быть, теперь соловьи есть и в Израиле. Какой-нибудь любитель завез и выпустил парочку. Или серенький путешественник сам залетел на корабль и нечаянно добрался до Земли обетованной. Бывает. Но тогда здесь соловьев не было.
А в романе «Мастер и Маргарита»? В романе: «В саду никого не было. Работы закончились на закате, и теперь над Иудой гремели и заливались хоры соловьев». И еще раз: «Весь Гефсиманский сад в это время гремел соловьиным пением».
Вернувшись с экскурсии, лихорадочно листаю свою книжку «Творческий путь Михаила Булгакова», вышедшую еще в России. А у меня что по этому поводу? Вот — отмечено, что Булгаков нашел у Фаррара «описание Гефсимании в лунную ночь — с густыми тенями вековых маслин и трепетом лунного света на траве полян». Отмечено: «Фаррар уверял, что посетил „эту местность“ „в это именно время и в тот самый час ночи“».
И далее: «У Фаррара эта лунная ночь — пугающая, вызывающая „невольный страх“ — нема. В ней царит „торжественная тишина безмолвия“. У Булгакова — влекущая влюбленного Иуду — она прекрасна, полна густых ароматов и озвучена гремящими хорами соловьев…»
Все верно, даже слово озвучена, помечающее активное действие писателя. Выходит, я понимала, что произошло? Нет, конечно, просто меня спасла привычная верность формуле: что видишь — то и пиши, а чего не видишь — писать не следует. Смысл подробности в том, что Фаррар здесь был и его действительно поразила тишина этой ночи с полным отсутствием соловьев. А Булгаков здесь не бывал и не мог себе представить молчание этой сладостной, напоенной запахами ночи. К Фаррару писатель относился доверчиво, но безмолвию поверить не смог.
Завороженная булгаковским «эффектом присутствия», я повторила свидетельство Фаррара, так и не вникнув в то, что это — свидетельство.
И еще «одуряющий аромат», который в романе так естественно источают «стены роз»…
Здесь розы не пахнут, — говорит экскурсовод Лидия Миркина и что-то объясняет о сочетании климата, влажности и других важных вещей. То, что розы здесь не пахнут, мне, увы, уже известно. В Лоде, в котором мы как-то с ходу (и, кажется, навсегда) поселились, газоны на центральном бульваре плотно засажены кустами прелестных мелких роз, белых и розовых. Как оказалось, местный мэр большой любитель розариев. (Потом мэр, человек еще молодой, внезапно умер, розы как-то сразу осыпались и исчезли навсегда.) Так вот на бульваре, украшенном бело-розовыми коврами, не было запаха роз, и это было так странно, что я наклонялась, касалась рукою цветка, как бы спрашивая: «Цветок, что с тобой?»
(Потом обнаружилось, что уже вырастили и благоухающие розы, которым никакой климат не помеха. Идешь улицей мимо одноэтажных домиков и вдруг — как оклик! — обернешься: из-за забора выглядывает прекрасный цветок на длинном стебле. Это он выбросил мне вслед благоуханное облачко и явно ждет ответа. Что ж, я здороваюсь с ним.)
Вероятно, Булгакову трудно было бы представить, что розы, занявшие в его творчестве такое огромное место (от «Белой гвардии» до последней задуманной пьесы о Сталине с ремаркой: «Сад. Стена из роз на заднем плане»), что розы могут не благоухать…
И более поразительная вещь до меня доходит, ошеломляя. Доходит не сразу, но совершенно самостоятельно. Речь о погребении Иешуа Га-Ноцри в романе.
Новеньких «репатриантов» приобщали к прошлому страны, запечатленному в археологии. В частности, показывали сохранившиеся там и сям старые погребальные пещеры. Умершего укладывали в такой вот сухой пещере, вырубленной в скале, предварительно умастив маслами и завернув в похоронную пелену. Но укладывали не на землю, а на специально вырубленное в стене пещеры каменное ложе. Тело постепенно истлевало, а кости (в надлежащее время отвалив камень, запиравший вход) аккуратно и с соблюдением всех правил укладывали в небольшой продолговатый ящик для дальнейшего захоронения. Кости необходимы, чтобы умерший мог воскреснуть, когда его призовет Мессия.