Тут же дважды чертыхнется Берлиоз: непосредственно перед появлением клетчатого и сразу же после… Мы узнaем, что Бездомный «очертил» главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень «черными» красками. Ненавязчиво, почти скрыто и все-таки трижды мелькнет эпитет «черный» в портрете Воланда. А затем раз и другой чертыхнется Бездомный. Воланд взглянет на небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, «бесшумно чертили черные птицы»… Стрижи, — проводив взгляд Воланда, отметит читатель. Вороны, — уточнит тот, кто знаком с рукописями романа. И каждый услышит: «чертили… черные…»
Слог «чёр» в слове «черный» теперь предваряет появление слова «черт» в романе, подготавливает появление Воланда и его узнавание читателем.
Это наблюдение принадлежит О. Кушлиной и Ю. Смирнову и отмечено в их статье «Магия слова»[418]. Только в первой главе романа Кушлина и Смирнов насчитали девять упоминаний черного цвета.
Так случилось, что два молодых вузовских преподавателя — Ольга Кушлина и Юрий Смирнов — несколько раз прочитали роман «Мастер и Маргарита» своим студентам вслух. «Чтение не было „выразительным“ или, тем более, артистическим, — пишут они в своей статье. — Это не было также данью „моде на Булгакова“, скорее, напротив, мы старались устранить ее издержки, из-за которых книгу практически невозможно взять в библиотеке. Поэтому и задачи ставились самые скромные: познакомить достаточно подготовленную аудиторию с текстом прекрасного романа». Но сделали они то же, что некогда делал Булгаков, — читали роман вслух. И услышали многое из того, что читатели обыкновенно воспринимают безотчетно, на уровне подсознания…
Отмечу, что выражение «бесшумно чертили черные птицы» возникло по времени ранее других; слог «чёр», по-видимому, родился здесь и уже потом, отсюда, пошел дробиться эхом…
В октябре 1939 года Елена Сергеевна надписала: «Окончательный текст». Но и этот текст не стал окончательным для первой страницы. Буквально в последние недели жизни Булгаков диктует заново: «В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них — приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, — был маленького роста, темноволос, упитан, лыс…»
Это почти возвращение к карандашной правке на машинописной странице — свидетельство, что варианты свои Булгаков знал наизусть. Эпитет черный («черные» роговые очки, «черные» тапочки Бездомного) дважды сохранен. В слове «темноволос» — убран.
Упорная правка первой страницы относится к последней, шестой редакции романа. Работа же с черным цветом — точнее, работа с контрастом черного и белого — складывается исподволь немного раньше.
Вот Булгаков диктует на машинку 2-ю главу («Понтий Пилат»): «Злая вороная лошадь…» Он еще вставит — «взмокшая»: «Злая вороная взмокшая лошадь шарахнулась, поднялась на дыбы. …Мимо прокуратора понеслись казавшиеся особенно смуглыми под белыми тюрбанами лица с весело оскаленными, сверкающими зубами».
До начала диктовки главы 16-й немалый кусок времени и труда, но уже загоревшийся в главе 2-й контраст черно — белого писатель прочно держит в памяти («Остановка переписки — гроб! Я потеряю связи, нить правки, всю слаженность») и вводит теперь в 16-ю главу:
«Маленький командир алы со взмокшим лбом и в темной от пота на спине белой рубахе…» (В редакции предыдущей просто: «Маленький командир алы… со взмокшим лбом и во взмокшей на спине рубахе…») «…жалея солдат, разрешил им из пик, воткнутых в землю, устроить пирамиды и набросить на них белые плащи…» («белые плащи», впрочем, были.) «…Кентурион Крысобой единственно что разрешил солдатам — это снять шлемы и накрыться белыми повязками, смоченными водой…» (В редакции предыдущей просто: «подложить под шлемы полотенца и их мочить водою».)
И далее: «С высоты Левию удалось хорошо рассмотреть, как солдаты суетились, выдергивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи, как коноводы бежали к дороге рысцой, ведя в поводу вороных лошадей…» (В редакции предыдущей: «Левий сверху отчетливо видел, как солдаты суетились, выдергивая пики из земли, как набрасывали на себя плащи, как коноводы бежали рысцой, вели к дороге лошадей…»)
Обратите внимание: играет не слово, работает именно цвет, и черное не обязательно называть черным — здесь это вороная масть лошадей…
Черно-белое все настойчивее входит и в другие описания: «Туча залила уже полнеба, стремясь к Ершалаиму, белые кипящие облака неслись впереди напоенной черной влагой и огнем тучи». (В приведенных строках, впрочем, работают не два, а три цвета — но об этом далее.)