Но еще до этих погружений в киевские архивы и блужданий в лабиринтах старых киевских улиц я познакомилась с Аф. Ив. Булгаковым очень близко — через чтение его сочинений.
В Харьковской публичной библиотеке, выдержавшей Великую войну, почти полное разрушение города и гибель большей части фондов, тем не менее оказалось восемь книг А. И. Булгакова, самолично подаренных им библиотеке.
На книгах четкие автографы: «В Харьковскую общественную библиотеку от автора, А. Булгакова, доцента духовной академии…» Позже: «…профессора духовной академии»… Бoльшая часть автографов датирована апрелем и июнем 1902 года. Стало быть, Кудрявский переулок 9…
В конце 1920-х годов П. С. Попов записал со слов Булгакова: «…Образ лампы с абажуром зеленого цвета. Это для меня очень важный образ. Возник он из детских впечатлений — образа моего отца, пишущего за столом».
Я рассматривала автографы, представляла себе зеленую лампу и одиннадцатилетнего мальчика, заглянувшего в приоткрытую дверь кабинета, чтобы увидеть надежную фигуру отца, склонившегося у этой лампы и надписывающего мелким и необыкновенно разборчивым почерком эти самые книги…
(А может быть, так… Дети тогда болели подолгу, терпеливо; антибиотиков не было; банки, укутывания, чай с малиной… Когда был жар и опасность, у постели бессонно сидела мать, а потом, когда жар спадал, бледненького и ослабевшего после упавшей температуры переводили на день или на вечер в отцовский кабинет… И все так же надежно светилась под зеленым абажуром лампа, и отец, отклонившись от нее, трогал рукою лоб ребенка, определяя температуру, наливал в ложку микстуру от кашля, поправлял одеяло…)
Я начала с первой, по времени издания, книги — «Очерков истории методизма», массивного тома в 435 страниц. Книга вышла в Киеве в 1887 году; из пояснений можно было узнать, что первоначально очерки публиковались в «Трудах Киевской духовной академии» в 1886 и 1887-м. Это была магистерская диссертация А. И. Булгакова, и диссертация эта меня поразила.
Признаться, самая история протестантства во всех его ипостасях — англиканстве, пуританстве и методизме — меня мало занимала. Но… не приходилось ли вам, дорогой читатель, внимать рассказчику, которого очень интересно слушать независимо от темы рассказа? Вот таким рассказчиком оказался молодой историк Афанасий Иванович Булгаков. В своем повествовании он раскрывался сам — с его благородством и чистотой помыслов, его взглядами русского интеллигента 80-х годов XIX века и безусловным литературным талантом.
Да, книга, посвященная истории церкви в Англии и возникновению методизма, написана более историком, чем богословом.
В книге много ссылок на английских авторов — оказывается, Аф. Ив. свободно читает по-английски. (Отмечу, что ни в программы духовной семинарии, которую он окончил в Орле, ни в программы духовной академии английский язык не входил.)
Сетует на недостаток литературы, на то, что многие материалы, изданные на западе, недоступны русскому исследователю, поскольку в библиотеках российских духовных академий сосредоточены, увы, в основном очень тенденциозные труды. А уж тенденциозность его никак не устраивает.
Пишет об основателях методизма, блистательных проповедниках братьях Джоне и Чарльзе Весли (теперь чаще транскрибируют: Уэсли) и замечает, что одну из проповедей Джона Весли ему приходится читать в немецком переводе, но даже и в переводе «заметны остатки ее чарующей силы». И становится ясно, немецким Аф. Ив. тоже владеет в достаточной мере, хотя в семинарии немецкий не проходили. Этот язык он освоил, уже будучи студентом Академии: здесь немецкий был одним из обязательных предметов.
У автора «Очерков» не отвлеченное, не схоластическое, а живое, образное мышление; вкус к событию, факту, к проявлению жизни в ее красках и парадоксах. Он свободно, по-своему, прочитывает и трактует мемуары. И люди, о которых он повествует, для него живые, реальные люди.
А порою — что дороже всего — свободно раскрывает свои собственные взгляды на самые простые и самые важные вещи — на семью, на любовь, на воспитание детей.
Вот он с удовольствием рассказывает, что в доме у методистов царили простота и чистота. И с юмором — об их отношении к любви и браку. «Кто говорит, что любит всех, — замечает Аф. Ив., — тот, можно сказать, никого не любит: любовь требует конкретного выражения, а это не может быть в отношении ко всему человечеству, как к чему-то абстрактному». (В том же духе его сын скажет об истине: истина — конкретна; например: у тебя болит голова…)