Да, в Плотниковом переулке близ Арбата жили друзья Булгакова — Павел Сергеевич Попов и жена его Анна Ильинична Толстая, внучка великого писателя. В их квартире в полуподвальном этаже Булгаков бывал часто. Любовь Евгеньевна не сомневалась, что именно эта квартира описана в романе «Мастер и Маргарита» как «подвальчик» мастера.
И П. С. Попов узнавал свою квартиру. После смерти Булгакова, впервые прочитав роман полностью и подряд, отредактированным и перепечатанным (до этого он слушал его отрывками, в разное время, в чтении автора), писал Елене Сергеевне: «Я подумал, что наш плотниковский подвальчик Миша так энергично выдрал из тетрадки, рассердившись на меня за что-то. Это мож[ет] быть и так, но изъял это место Миша, конечно, по другой причине — ведь наш подвальчик Миша использовал для описания квартиры Мастера. А завал книгами окон, крашеный пол, тротуарчик от ворот к окнам — все это он перенес в роман, но нельзя было вдвойне дать подвальчик. Словом — уступаю свою прежнюю квартиру» (27 декабря 1940).
О том, что памятный ему «подвальчик» «энергично выдран» Булгаковым из тетради, П. С. Попов, вероятно, узнал от Елены Сергеевны. После смерти Булгакова она активно консультировалась и работала с Поповым, ждала от него первой биографии писателя (и была эта биография Поповым написана, но опубликована много после смерти и его, и Е. С.), подсказывала, показывала ему рукописи Булгакова и другие материалы…
Но какую роль играл «плотниковский подвальчик» в этой редакции романа? Ведь судя по приведенному письму П. С. Попова, здесь жилищем мастера «подвальчик» не был?
По сохранившимся обрывкам слов можно разобрать далее, что буйство Маргариты прекратилось; по-видимому, следует полет, и на ближайших страницах она уже на реке… «Плотниковский подвальчик» был остановкой, передышкой, точкой не акцентируемого автором, но безусловно состоявшегося преображения Маргариты, когда жестокое, злобно-ведьмовское в ней вдруг отступило перед женственным, поэтически ведьмовским. И тогда становится возможным этот ее лунный полет в ночи, ее прикосновение к тайнам и колдовству ночной земли, ее сладостное купанье в ночной реке — «крещение» Маргариты в ведьмы…
Светящееся окно подвальчика в Плотниковом переулке фактически играло в этой редакции роль укрощения Маргариты. Ту же, что и встреча ее с испуганным ребенком после разгрома квартиры Латунского в каноническом тексте романа:
«И неожиданно дикий разгром прекратился. Скользнув к третьему этажу, Маргарита заглянула в крайнее окно, завешенное легонькой темной шторкой. В комнате горела слабенькая лампочка под колпачком. В маленькой кровати с сеточными боками сидел мальчик лет четырех и испуганно прислушивался». И далее: «Маргарита тихонько положила молоток на подоконник и вылетела из окна». Возле дома, как помнит читатель, еще кутерьма; по тротуару, усеянному битым стеклом, бегают и что-то выкрикивают люди; мелькают милиционеры… Но это уже не интересует Маргариту: через несколько мгновений город превращается для нее в озеро дрожащих электрических огней, а затем в розовое зарево на горизонте…
Так открывается интереснейшая особенность истории романа. Оказывается, в его движущейся — от редакции к редакции — структуре имеются некие «ниши», образные, музыкальные, сюжетные. Писатель может вынуть образ, занимающий такую «нишу», отбросить, использовать иначе. Но «нишу» непременно займет другой образ, может статься, более сложный, может статься, он будет играть несколько ролей, но, в том числе, обязательно эту — освободившуюся.
Отмечу, что во второй редакции романа еще нет ни дома Драмлита и квартиры критика Латунского в нем, ни, соответственно, разгрома Маргаритой этой квартиры — сцены, в которой самое буйство Маргариты-ведьмы так поразительно окрашено ее женственностью и блистательным юмором автора.
И дом Драмлита и квартира Латунского в нем появятся в романе позже; трудно определить, когда именно; вероятно, не ранее 1936 года, когда был воздвигнут внушительный дом на улице Вахтангова близ Арбата; а может быть, и не ранее 1937-го, когда был достроен известный писательский дом в Замоскворечье, в Лаврушинском переулке против Третьяковской галереи.
В каноническом, последнем тексте романа Маргарита, свернув с Арбата «мимо здания театра», явно попадает в улицу Вахтангова. Но напрасно Б. С. Мягков сперва бродил по этой улице, ища и не находя «совсем похожий дом», а потом, обнаружив его в другом конце Москвы, близ Третьяковской галереи, подымался по этажам из подъезда в подъезд и разыскивал квартиру № 84. (И нашел ведь!) Прототип Латунского — критик, драматург, деятель Главреперткома Осаф Литовский, яростно ненавидимый Еленой Сергеевной Булгаковой, — ни на улице Вахтангова, ни в роскошном доме фасадом на Третьяковскую галерею не жил; он жил на улице Горького, ныне Тверской, где я даже побывала у него в 50-е годы, а Булгаков, думаю, никогда не бывал… На карте реальной Москвы писатель воздвигал свои дома там, где ему было нужно, и поселял в них своих героев, сообразуясь ни с чем иным, как со своим художественным воображением. Впрочем, эта тема у нас впереди…