— Как же! Ему только этого и надо! — ответил мне Афтаб чрезвычайно спокойным, рассудительным тоном.
После этого я оставил все надежды на более или менее разумный разговор о возникающих между ними осложнениях и смирился с тем, что судьбой мне уготованы страдания в виде набегов преисполненных гнева братьев Ченджелпет.
— Ладно! — повысил я голос, перебивая яростные инвективы братьев. — Вот что я об этом думаю. Мне кажется, что совершенно неважно, каким образом залетела эта наша милая подружка, и потому не будем на этом останавливаться. Но ведь вы оба согласны, что это сотворил козел Ниссима.
Оба Ченджелпета закивали, коза по-прежнему хранила скромное молчание.
— Вот и прекрасно. Тогда вам обоим придется вести дело совместно. Афтаб, козленок останется у тебя, и, когда он вырастет, можешь оставить козла себе и, если тебе так захочется, случать его с козами. Но за первые шесть случек вся плата пойдет Ниссиму, а потом твой брат будет получать половину платы за случку.
— Он назло будет первые шесть раз пускать своего козла к козам бесплатно, — возразил Ниссим.
— В таком случае давайте установим, что минимальная ставка за случку, начиная с седьмого раза, будет равна средней от первых шести, — предложил я. — Так что, Ниссим, если он попытается надуть тебя, то в итоге надует сам себя. К тому же у нас здесь маленькая деревня. Люди не станут случать своих коз с козлом Афтаба, если решат, что он завел себе козла только для того, чтобы навредить тебе и помешать зарабатывать на жизнь. Можно обладать полезной вещью, но быть плохим соседом и ощущать на себе все беды от неприязни односельчан.
— А что, если я не хочу вести с ним совместное дело? — вопросил Афтаб.
— Тогда ты можешь продать козленка Ниссиму, — ответил я.
Ниссим открыл было рот, но я не дал ему возразить…
— Да, продать, — повторил я, прежде чем он успел сказать хоть слово. — Отнеси козленка к Мурали и спроси, что он скажет. Такой и будет цена. Мурали не питает особой симпатии ни к тебе, ни к тебе, поэтому цена будет справедливой. Идет?
Ченджелпеты задумались над моими словами, то есть напрягли мозги, пытаясь сообразить, можно ли найти какой-то иной выход, при котором одному из них пришлось бы заметно хуже, чем другому. В конечном счете оба, похоже, решили, что им придется страдать одинаково, а в этой ситуации такой результат был, по-моему, оптимальным. Так что им осталось лишь сдержанно кивнуть.
— Вот и прекрасно, — подытожил я. — А теперь шли бы вы отсюда, пока с моим ковром не приключилась неприятность.
— Моя коза никогда такого не допустит! — возмутился Афтаб.
— Я беспокоюсь вовсе не из-за козы, — ответил я, указывая им на дверь.
Они удалились, так и не поняв, что я имел в виду, и в кабинете тут же появилась Савитри.
— Вы заняли мое кресло, — заявила она.
— Считай, что я тебя обманул. — Я положил ноги на стол. — Раз ты не научилась справляться со сложными делами, значит, ты не готова к высокому посту.
— В таком случае я вернусь к скромной роли вашей секретарши и смиренно сообщу, что, пока вы развлекались с Ченджелпетами, вам звонил констебль.
— Чего же было нужно констеблю?
— Не знаю. Я только успела сказать, что вы заняты. Вы же знаете констебля. Сплошная грубость.
— Суровая справедливость — вот девиз нашего констебля, — изрек я. — Если случилось что-то действительно важное, я рано или поздно об этом узнаю, тогда и буду беспокоиться. А пока что займусь бумагами.
— У вас нет бумаг, — безжалостно констатировала Савитри. — Вы отдаете их мне.
— Ну и как, все готово?
— Пора бы вам усвоить, что готово, — наставительным тоном заметила Савитри.
— В таком случае, думаю, мне можно расслабиться и погреться в лучах собственной славы великого мастера управления.
— Я очень рада, что вы не наблевали в мою корзину для бумаг, — нахально заявила Савитри. — По крайней мере, я сама смогу воспользоваться ею для той же цели.
И, довольная, что последнее слово осталось за ней, она закрыла дверь, не дав мне возможности сразить ее блестящей репликой.
Такие отношения установились у нас к исходу первого месяца совместной работы. За это время она пришла к выводу, что, несмотря на мое военное прошлое, я не был слепым орудием колониализма. А даже если и был, то все же у меня имелись здравый смысл и какое-никакое чувство юмора. Поняв, что я не собираюсь подчинить своей власти ее деревню, она успокоилась и принялась поддразнивать и подкусывать меня при каждом удобном случае. Такими наши отношения и оставались на протяжении семи лет, и это мне нравилось.
Зная, что все требующиеся документы подготовлены и все насущные проблемы деревни решены, я поступил так, как поступил бы любой в моем положении: задремал. Добро пожаловать в грубый и суматошный мир мирового поверенного (простите за каламбур) колониальной деревни. Возможно, где-то принято вести себя по-другому, но если это так, то я не хочу об этом знать.
Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Савитри запирает шкафы, собираясь уходить. Помахав ей на прощание, я еще несколько минут посидел неподвижно, а затем оторвал задницу от стула и направился домой. По пути я случайно увидел констебля, идущего мне навстречу по другой стороне дороги. Я подошел и смачно поцеловал местного представителя правоохранительных структур в губы.
— Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты так поступаешь, — сказала Джейн, когда я оторвался от нее.
— Тебе не нравится, когда я тебя целую?
— Когда я нахожусь на работе — не нравится. Это подрывает мой авторитет.
Я улыбнулся, подумав, какое разочарование ждало бы любого злоумышленника, который, глядя на то, как Джейн — в прошлом офицер Специальных сил — целуется со своим мужем, решил бы, что она мягкий или нерешительный человек. Сокрушительный пинок под задницу мгновенно разубедил бы его в этом.
— Извини. Постараюсь впредь не подрывать твой авторитет.
— Спасибо, — серьезным тоном отозвалась Джейн. — Но я все равно шла к тебе, потому что ты мне так и не перезвонил.
— Сегодня я был чертовски занят, — соврал я.
— Савитри подробно рассказала мне о твоих занятиях, когда я звонила второй раз.
— Увы.
— Увы, — согласилась Джейн. Мы не спеша направились в сторону нашего дома.
— Ну а я хотела предупредить тебя, что завтра ты можешь рассчитывать на визит Гопала Бопарая, который вознамерился узнать, как устроено коммунальное хозяйство. Он снова напился до потери рассудка. И поругался с коровой.
— Плохая карма, — усмехнулся я.
— Корова, наверно, тоже так решила. Она боднула его в грудь и попыталась запихнуть в витрину магазина.
— Го сильно пострадал?
— Отделался царапинами, — успокоила меня Джейн. — Витрина выдавилась. Потому что была не стеклянная, а пластиковая. Не ломается, не бьется и не может порезать осколками.
— Это уже третий раз в этом году. С ним должен разбираться не я, а настоящий судья, наделенный правом казнить и миловать.
— Именно это я ему и сказала. Но он уже отбыл сорок дней принудительных работ в районной тюрьме, а у Шаши через две-три недели подходит срок. Какой ни есть, он принесет ей больше пользы, если будет рядом, а не в тюрьме.
— Ладно, — пообещал я, — выясню, что можно для него сделать.
— Как прошел день? — осведомилась Джейн. — Если не считать того, что ты хорошо выспался.
— Этот день прошел под знаком Ченджелпетов, — пожаловался я. — На сей раз с козлами и козами.
Так, болтая о событиях минувшего дня, мы с Джейн шли домой; таким было едва ли не каждое наше возвращение на маленькую ферму, которую мы устроили сразу за пределами деревенской земли. Свернув на ведущую к нам дорогу, мы столкнулись с нашей дочерью Зоей. Ее сопровождал Варвар, беспородный пес, который, как всегда, безумно обрадовался нам.