Али бросает на меня усталый взгляд.
– Здесь, наверное, нет ничего странного, если масса людей свято верит, что бог только и ждет жертв с нашей стороны, – говорит Юханнес. – Ему ведь нравится подобное, не так ли? Даже его собственному сыну пришлось умереть за наши грехи.
– Ну, ты скажешь, – бормочет Аманда и поднимает на него взгляд.
– Матушка Симона подтвердила, – отвечает Юханнес и, ухмыляясь, смотрит на меня. – Но если серьезно, я думаю, есть секты, занимающиеся такими вещами, какие нам и не снились даже в самых страшных кошмарах.
– А вы слышали о дамочке из Истинной церкви из Карлсхамна? – спрашивает Хампус. – В Библии написано, что человеку нельзя иметь татуировок, поэтому она срезала их канцелярским ножом.
– Кончай, – ноет Аманда.
– Она ободрала себе пол руки, – продолжает Хампус.
У Аманды такой вид, словно ее вот-вот стошнит.
– Прекрати, – говорит Элин. – Это же ты сам придумал.
– Помните историю о язычниках из Даларны, – вступает в разговор Али. – Они еще в день летнего солнцестояния приносили в жертву животных…
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – перебивает его Аманда.
– Я читал об одной японской секте, – говорит Хампус, приподнимаясь на руках и садясь, – где приносили в жертву собственных детей. Они использовали огромные ножи и вспарывали их отсюда…
– Пожалуйста! – кричит Аманда.
Хампус смеется так, что крошки чипсов летят изо рта ему на футболку.
– Я просто хочу сказать, что люди совершают чудовищные вещи, и нет никого хуже религиозных фанатиков. Ничего личного, Симон.
Я пожимаю плечами.
– Христиане все равно наихудшие, – заявляет Элин. – Посмотрите только на всех этих американских конгрессменов, которые один к одному, как наша Истинная церковь, и считают, что комета – это наказание за аборты и гомосексуальность.
– Пожалуй, немного чересчур со стороны бога уничтожать нас только за то, что какие-то парни предпочитают себе подобных вместо девиц, – говорит Хампус.
– Или вспомните фильм, который мы только что видели, – продолжает Элин. – Все разговоры ее папаши и тех, с кем он работал, о…
Хампус громко вздыхает. Аманда бросает в него диванную подушку.
Элин не обращает на них внимание. Она наклоняется к Али:
– А что, собственно, говорит ислам о происходящем сейчас?
– Я не знаю, – отвечает он и косится в мою сторону. – Мои родители уезжают завтра. Соберемся у меня перед футболом?
Мы соглашаемся не раздумывая.
Если смотреть последние выпуски новостей, может создаться впечатление, что шведов сейчас в первую очередь интересуют только две вещи: футбол и еда.
И действительно, именно футбол стал главной страстью этого лета. Мы не успеваем завершить чемпионат Швеции, поэтому чемпиона решено выявить, играя по кубковой схеме. Сегодня вечером первый полуфинал. Все хотят, чтобы именно их команда стала последним победителем в истории человечества. В городах по всей стране матчи будут показывать на больших экранах. Все новости заполнены болтовней о «народном празднике».
Папу на всякий случай вызвали в больницу. Они опасаются сцен в стиле картин Иеронима Босха, когда тысячи людей, которым надо выпустить пар в атмосфере всеобщего страха, соберутся на площади.
Я сама сказала ему идти и пообещала, что все будет нормально. Он и так из-за меня уделяет работе слишком мало времени.
Но вернемся к новостям. Люди озлоблены из-за «однообразности» нашего питания, ведь мы не можем больше ничего импортировать. Один шустрый, специализирующийся на еде блогер придумал способ приправить шведской мелиссой куриное рагу так, чтобы из него получилось некое подобие «деликатеса тайской кухни». Тридцатисекундную нарезку кадров о том, как миллионы людей сидят в лагерях беженцев, не имея возможности выбраться оттуда, и умирают от голода и дизентерии, сопроводили ее комментарием: «Но как выживать нам, тем кому не хватает наших любимых специй?»
Мне надо меньше смотреть новости. От такого времяпровождения уж точно нет никакой пользы. Только еще тяжелее на душе. Но когда наши дни сочтены, кажется, что важно знать, что происходит в мире. Не бояться наблюдать, как все заканчивается, и пытаться это понять.
Я проталкиваюсь между телами в тесной кухне дома Али. Музыка в гостиной грохочет так, что пол дрожит под ногами. Такое впечатление, словно мы в любой момент можем провалиться в квартиру, расположенную этажом ниже. Там никто не живет больше. В этой части города хватает пустующего жилья.