Так рассуждала Анна за несколько дней до приезда дочери, греясь на вечернем солнышке на скамейке у палисадника.
Тут Настасья подошла. Настасья была крепкая, энергичная женщина, на здоровье не жаловалась, ходила по деревне чуть ли не бегом. Раньше колхозным бригадиром была. Уважали ее деревенские бабы. Чуть что случись, к кому за советом и помощью бежать — к Настасье. Вот и Анне потребовался сейчас совет Настасьи.
— Ехать тебе, Анна, к Нинке надо, там доживать, — сказала Настасья, — дров, говоришь, на зиму не хватит, печка разваливается, в голове кружение. Упадешь где-нибудь на огороде, кто тебя подымет. На меня не смотри — у меня сын рядом, навещает часто. Да и я, чуть что, до большака три километра протопаю, а там автобус в райцентр ходит. Я и у сына. А летом внуки у меня долго гостят. А ты поезжай.
Тут и Зинаида подошла, высокая костлявая старуха. Эту зиму она жила у дочери в городе. Правда, не долго. Уже к масленице вернулась домой. Устала, говорит, в скворечнике жить, к земле потянуло. Зинаида покачала головой на слова Настасьи:
— Не торопись, подумай, — сказала она Анне, — как бы не пожалеть. Деревенские мы, простор любим, в земле копаться любим, лес любим. С тоски в четырех стенах помрешь. А потом, всегда там гостьей будешь, не хозяйкой. Что скажут, то и будешь делать. Не привыкнешь ты к городской квартире. Это, скажут, не включай, это — не трогай, к этому не подходи, а к этому сама побоишься подойти. А дома ты сама себе хозяйка — что хочу то и ворочу. Так что крепко подумай.
Опираясь на палку, присеменила, согнувшись почти пополам, бабка Колиха. Еду Анниному коту принесла.
— А я бы поехала, да вот не к кому, — присаживаясь на скамейку, подала она голос.
Да, Анна знала, что не к кому бабке Колихе ехать. Муж с войны не пришел, а много лет назад ее единственного сына убили в праздник в пьяной драке в соседней деревне. Доживает одна в ветхой лачуге на краю деревни.
— Не реви, Анна, — сурово заключила Настасья, видя, как та стала прикладывать к глазам концы платка, вытирая слезы, — живешь здесь, только дочку мучаешь. Такую даль заставляешь сюда ездить.
Не могла не остановиться у дома Анны и шедшая за водой также одинокая Антонина. Подошла, поставила ведра, прислушалась к разговору.
— Поезжай, раз зовут, — согласилась с Настасьей Антонина, — я бы тоже уехала, да знаешь, какой у меня зять — пьяница, с дочкой плохо живут, квартира маленькая, из одной комнаты. На кой я им. Да и не гласят они меня. А у тебя зять хороший, не обидит. Поезжай.
Женщины разошлись, когда на небе высыпали звезды. Анна вошла в дом и, взволнованная разговором, долго ходила по комнате, стараясь унять встревоженное, гулко бьющееся сердце. — Поеду, — ложась спать, — решила она. — Поживу под конец в семье. А, главное, дочерям будет спокойнее.
Решить-то она решила, но что-то тревожило ее в глубине души, сопротивлялось ее решению, не давало уснуть. А когда все же задремала, то увиденный ею сон не внес в ее сердце успокоения. Видит Анна, как открылась калитка и в ней встал ее Петр. Не идет в дом Петр, стоит, загородил калитку, улыбается, а глаза печальные.
— Эх, Анна, Анна, — покачав головой, тихо сказал Петр и пропал.
Долго лежала Анна, открыв глаза и всматриваясь в темноту.
Дочь с зятем должны были приехать помочь выкопать картошку и убрать овощи. Они еще не знали о болезни матери. Но Настасья, видя состояние Анны, решила ускорить приезд Нины и в телефонном разговоре изложила сложившуюся ситуацию. Обеспокоенная дочь к выходным обещала приехать.
Анна тоже стала готовиться к отъезду. Дел обнаружилось много. С утра покопаю картошку, — решила она, — детям поменьше работы оставлю. Но сил хватило только на одну борозду. Снова прихватило сердце. Когда после таблетки и отдыхе на диване стало получше (вроде отлегло), она решила выполнить главное дело — посетить дорогие могилы. Что-то глубоко внутри подсказывало Анне, что с этим медлить нельзя.
Кладбище было старое, заросшее березняком, пышной травой. В беспорядке стояли серые кресты. Кое-где могилы окаймляли деревянные ограды. Вот и могильные холмики родителей и ее Петра. Могила мужа была без оградки.