Вот проехали Заручевье, затем Мирово, Погорелово, два Раменья, Елкино… Дорога шла то в горку, то под горку. В горку мы иногда шли пешком — берегли силы, зато как легко было скатываться под горку. Тут мы отдыхали. Иногда останавливались, чтобы сфотографироваться в каком-либо живописном месте. Дорога Пестово — Устюжна пролегала среди разнообразных лесов. Мелькали уже тронутые сентябрем золотые березы, красные рябины и осины, которые неожиданно сменялись великолепными сосновыми борами или густым ельником.
По обочинам дороги, а иногда и на полях встречались заросли борщевика Сосновского. Я попросила Наташу сфотографировать меня под таким великаном. Что-то неземное виделось мне в его облике — величине, огромных шапках соцветий, раскидистых лапах листьев. Да и судьба его оказалась необычной. Созданный не природой, а человеком для его нужд, борщевик оказался не нужен человеку. Но и природе — тоже. И вот неприкаянный, но очень жгучий и живучий, он заселяет опушки лесов, обочины дорог, пустующие колхозные поля, подступая вплотную к оставшимся деревням, вызывая удивление своим инопланетным видом и наводя на грустные мысли. Вот и решила я на фотографии противопоставить слабого земного человечка этому марсианскому гиганту.
Но это отступление. А дорога по мере продвижения к Устюжне менялась. Она становилась все хуже и хуже, и перед Катешевым стала такой, что ее можно было описать двумя словами — яма на яме или кочка на кочке. Скорость нашего транспорта сильно упала. Мы уже не ехали, а ползли, причем, постоянно виляя, трясясь и подпрыгивая. Иногда свертывали на песчаную обочину — все-таки чуть поглаже. Не ехали, а тоже ползли редкие теперь машины. Один большегруз, переваливаясь с боку на бок на ямах, полз почти со скоростью наших велосипедов и очень долго к нашему неудовольствию никак не мог нас обогнать, и нам уже надоело на него оборачиваться. Мы очень сочувствовали шоферам и их машинам. Когда же песчаная ухабистая дорога стала сменяться чем-то похожей на асфальт (из прикатанного щебня или бетонных плит), машинам стало легче, а нам — нет. Вместо виляния среди ям началась настоящая трясучка на неровной щебенке и многочисленных широких трещинах плит. Тут уж наши велосипеды вместе с нами завидовали машинам.
Доехав до реки Кать, что сразу за Катешевым, решили немного отдохнуть. Спустились к речке, перекусили, купаться не стали из-за топких, заросших высокой травой берегов. Двинулись дальше. Подустали. Скорей бы поворот на Малое Восное, где нас должна ожидать моя родственница Валя. Наконец, вот он долгожданный указатель — «До Малого Восного 3 км.» Ура, ура! Этот на удивление гладкий отремонтированный 3 км-й отрезок до деревни мы проехали на одном дыхании — неужели местные власти занимаются здесь и дорогами.
И вот показались резные окошки уютного зеленого домика Вали. Она нас уже поджидала. Мы были накормлены, чуть отдохнули, навестили могилки моих М-Восновских родственников и от кладбища поехали в д. Терентьево, где когда-то в далеком детстве жила я и где была родина моего брата Анатолия, воспевшего эту деревню в своих стихах. Сейчас деревни по сути нет, остался один дом, а в нем живет одна женщина — 58-летняя Надя.
На наш стук долго не открывали, но так как из дома слышался лай собачонки, то мы упорствовали и, наконец, запор калитки звякнул и перед нами предстал сказочный облик последней жительницы деревни. Она была под хмельком (не буду осуждать ее). Я знала ее родителей, это были сильные духом, работящие крестьяне, держали пасеку, лошадь, корову, не говоря уже о мелких домашних животных Мать Нади, Нина была искусной рукодельницей — пряла, ткала, вязала и вышивала. На память у меня хранится вытканное ею полотенце и коврик. Уважали ее люди окрестных деревень. Надя в дом нас не повела, а усадила за столиком во дворе и вынесла арбуз, который навязали ей в проезжающей мимо деревни автолавке. Сказали — бери, это последний. Арбуз оказался не очень. Мы побеседовали с Надей, спросили — не тоскливо ли здесь одной. Сказала — привыкла. Сфотографировав ее у дома вместе с собачонкой, расстались. Сфотографировали деревню, вернее, то, что осталось от нее. Дорога от Терентьева также не радовала взгляд. Вместо расстилающихся когда-то полей по сторонам заросли ивы, уже порядочного березняка, то есть почти настоящий лес, и только перед самой деревней открылось обработанное поле из-под картофеля.