— Пока ты позволяешь эмоциям брать верх над собой — ты слаб, Малфой, — произнесла девушка, вытирая кровь со своего лица. — Ты можешь считать меня последней сволочью, ненавидеть меня и мечтать убить, но не превращайся в тряпку. Не будь мальчишкой, которого обидели, и ему должен весь мир.
— Я не нуждаюсь в твоих советах, Грейнджер.
— Это не совет, придурок.
Наверное, даже смерть не принесла бы ей облегчение. Гермиона последний раз взглянула на Малфоя-младшего, прежде чем метка начала жечь. Лорд вызывает.
— Энхемон, — прошептала девушка, касаясь палочкой лица.
Кровавые подтёки начали исчезать с кожи Гермионы. На лице нарисовалась обворожительная фальшивая улыбка. Она вновь выглядела так, словно не было этой потасовки с Малфоем, а глаза не были залиты кровью. Оставив блондина в одиночестве, девушка аппарировала.
Опушка Запретного леса — неприветливая и холодная. Самое неромантичное место для встречи тет-а-тет. Гермиона заметила своего Повелителя, который смотрел на величественный Хогвартс, который всё ещё оставался школой, в первую очередь. Наверное, только этот замок во всём магическом мире своим внешним видом не отражал того ужаса, который поглотил всё вокруг. Это был тот же Хогвартс — невероятный и дивный, каких больше не сыщешь. Гермиона на долю секунды вернулась на пять лет назад, когда жизнь была предельно понятной. Не было «плохого» и «хорошего» — был мир. Пушистые ресницы опустились, пока Пожирательница приближалась к Тёмному Лорду.
— Когда-то я прислушался к твоему мнению и не тронул школу, — начал Реддл. — А сама ты так там ни разу и не была после смерти старика?
— Нет, мой Лорд.
— Тебе не было интересно, что происходит в стенах этого замка?
— Нет. Хогвартс никогда не вызывал у меня должного впечатления. Я слышала, как у некоторых аж дух захватывает, когда речь заходит о нём, но сама я не разделяю такого восхищения. Школа, как школа.
— Ты была лучшей ученицей Хогвартса, насколько я знаю. Так почему твои отзывы о нём столь нелестны?
— Меня там не приняли. Я для всех оставалась грязнокровкой, не более.
— А как же Поттер и тот рыжий? Кажется, Уизли?
— Я была удобной для них, — на секунду она задумалась. — Мне кажется, что дело было просто в моих мозгах. Определённо. Мой Лорд, я сомневаюсь, что Вы меня вызвали, чтобы обсудить мои школьные года.
— Ты права, я что-то отвлёкся. Как тебе наши малыши? Кого-то себе присмотрела?
— Нет. Они слишком напыщенные и пустые. Ни в одном из них я не вижу потенциального Пожирателя. На Вашем месте, я бы повременила с их посвящением…
— Но ты и не на моём месте, — оборвал её Реддл. — Ты была на пять лет младше, когда получила метку.
— Но я и не ныла, словно раненное животное, когда проливалась Первая кровь полуночи.
— Почему ты выбрала Снейпа? Ты могла выбрать любую женщину из списка, но выбрала друга.
— Я ему не доверяла, — спокойно ответила Гермиона. — Мне казалось, что и Вы тоже.
Кулаки сжались, а челюсть напряглась. Девушка не смотрела на Лорда, но знала, что он ухмыляется. Ему нравится слышать от неё подобные слова — слышать то, что он сам думает. В этом и была проблема раздутого эго Тома Реддла: никто не имел права озвучивать мысли, которые ему неугодны. Только вот Гермиона никогда не боялась высказываться, идти наперекор и даже перечить Тёмному Лорду. Но сейчас ничего другого сказать она не могла, лишь нужная ложь.
— Я хочу, чтобы ты взяла Малфоя-младшего и отправилась с ним в Министерство. Мне нужно, чтобы вы доставили мне одно пророчество, которое хранится в Отделе тайн, а именно в Зале пророчеств. Думаю, что для тебя это не составит труда.
— Почему я не могу отправиться сама? — недовольство сочилось из уст Гермионы.
— Люциус знатно мне надоел со своим мальчишкой. Хочу увидеть, на что способен этот парень.
— Будет сделано, мой Лорд.
Они аппарировали одновременно: Лорд неизвестно куда, а Гермиона оказалась где-то далеко за пределами Англии. Сложно было определить, куда в этот раз её занесло. Девушка довольно часто аппарировала в неизвестные ей места, представив в голове какую-то картинку. Возможно, ранее она видела это место в какой-то книге или по телевизору — ещё в далёком прошлом. Неважно. Главное — оказаться где-то подальше от людей, от проблем, от самой себя.
— Что гложет твою душу, Гермиона? — родной мужской голос раздался в голове.
Гермиона садится на холодный снег: чувствует, как тот впивается в кожу под одеянием, как замораживает душу, как сердце покрывается ещё одним слоем льда, хотя кажется — куда уж больше? Правая рука крепко сжимает волшебную палочку: ту самую, которую она выбила из рук старого директора школы — Бузинную. Ветер растрепал кудрявые волосы, пока длинные ресницы опустились, погружая Гермиону в беспроглядную темень. Где-то глубоко внутри она кричит и проклинает Реддла, потому что искренне верила в то, что утренняя встреча с Малфоем — последняя. Конечно, они виделись бы на собраниях, пересекались бы где-то, но уж точно не работали вместе.
И дело далеко не в том, что она привыкла работать в одиночестве; дело лишь в том, что в Драко она видит боль. В его серых глазах читается скорбь по Северусу, которую в себе она так сильно пытается затушить. Но надолго ли её хватит? Вслед за голосом зельевара, в голове раздаётся шипение Волан-де-Морта и его вопрос: почему Снейп, а не любая другая из списка? И Гермиона солжёт, если скажет, что не рассматривала возможностей спасти друга. Пожирательница была готова перебить всех по списку, но только не товарища. А что дальше? Ведь только Ориан был настолько поехавшим, что предлагал свою жену в качестве жертвы. Остальные не простили бы ей этого. Мало того, что сами новоизбранные Пожиратели точили бы зуб на неё, так ещё и все отцы семейств. Не то, чтобы гриффиндорку это пугало, нет. В первую очередь она знала, каково это — потерять семью. Это случилось чуть больше двух лет назад, а образ бездыханных тел четы Грейнджеров ни на секунду не потускнел в голове.
Гермиона знает, что чувствуешь в тот момент, когда сердца самых родных людей во всей Вселенной останавливаются. И это похуже любой Авады Кедавры. Капля человечности, сохранившаяся в ней, не позволила выбрать ни одну из женщин. Наверное, что-то от гриффиндорки в ней всё же осталось — грёбаное сопереживание.
Она растворилась в воздухе, оставив на своём месте лишь небольшой кустик вечнозелёного растения — омела, которую так любил Снейп, хоть и скрывал это. Но Гермиона знала, что профессор выращивает омелу для зелий и в память о своей Лили. Девушка прибыла в Малфой-Мэнор, который вызывал отвращение на клеточном уровне. Она всем сердцем ненавидела это поместье, и когда стал выбор, где ей жить, то она сразу же сделала выбор в пользу дома Лестрейндж. Гермиона не совсем понимала, чем вызвана такая реакция на это старинное семейное гнёздышко Малфоев, но избегала его.
Ей, как и Тёмному Лорду, был открыт доступ во все поместья Пожирателей, но она редко куда-то выбиралась без надобности. Могла лишь изредка наведаться в усадьбу Мраксов, где, собственно, обитал сам Том Реддл. Домовой эльф бросился кланяться прибывшей Пожирательнице.
— Мисс Грейнджер, — прощебетал эльф, — добро пожаловать в Малфой-Мэнор.
— Мне нужен Драко, — потребовала Гермиона. — Где он?
— Мисс Грейнджер, — в дверях гостиной показалась Нарцисса, — чем обязана Вашему визиту?
— Мне нужен Драко.
— Зачем?
— Не твоего ума дела, Нарцисса, — зло выдавила Гермиона. — Я ещё перед тобой не отчитывалась.
Неконтролируемый гнев забурлил в венах. Гриффиндорка смотрела на Нарциссу, которая стояла перед ней: живая и невредимая. Мало того, что платиновое семейство никогда не нравилось Гермионе, так теперь ещё и остро ассоциировалось со смертью Северуса. Ведь тот, по сути, принял на себя удар, который предназначался этой женщине.