Он рассмеялся ей в лицо, и пока палочка начала подрагивать в руке, в её идеальное бледное лицо прилетел плевок. Малфой плюнул в неё и взорвался в очередном приступе безумного смеха.
— Грязь…
— Сукин сын! Круцио!
Малфой повалился на пол. Каблук Гермионы припечатал плечо мужчины к холодному мрамору, пока глаза девушки продолжали искриться гневом. Тёмный Лорд, который остался сидеть на своём месте, не спешил прекращать эту перепалку. В каком-то смысле, его это забавляло. Ему нравилось наблюдать за хрупкой девушкой, которая своим внешним видом не вызывает хоть малейших потуг на страх, но в ярости может превратить тебя в горстку пепла. Довольный собой, Волан-де-Морт считал, что Гермиона Грейнджер — его лучшее вложение. Ни один, потраченный на её перевоспитание, день не прошёл мимо.
Невыносимая боль проникала под кожу Люциуса, стремительно распространялась по телу и добиралась до мозга. Все присутствующие в трапезной точно знали, что чувствует сейчас Малфой: кости ломает, голова закипает, глаза бешено вращаются и норовят взорваться, голосовые связки рвутся из-за крика; хочется побыстрее умереть, нежели терпеть это дальше.
— Достаточно, — наконец-то вмешался Лорд. — Опусти палочку, Гермиона.
— Простите, мой Лорд, — девушка отступила шаг назад, запрятав палочку.
— Я думаю, что это было наглядное пособие для тебя, Люциус, — посмеиваясь, произнёс Реддл, — почему именно Гермиона должна заниматься воспитанием наших юнцов. Я понимаю, что любой другой Пожиратель так же владеет Непростительными, но я хочу, чтобы это была она.
— Да, мой Лорд, — прохрипел Малфой, — я понял Вас.
— Я даю тебе три дня, Гермиона. Через три дня я хочу провести ритуал Посвящения, они должны быть готовы к этому. Я думаю, что ты понимаешь меня.
— Конечно, мой Лорд.
— Люциус, через час дети должны быть тут.
— Хорошо.
— Можешь быть свободен, — Волан-де-Морт подошёл ближе к Гермионе. — А с тобой я ещё хочу поговорить наедине.
Пределы трапезной остались за спиной, они прошли в соседнюю гостиную. Тёмно-синие тяжёлые шторы были плотно закрыты, в камине не горел огонь и единственным источником света оставались несколько настенных ламп. На пыльном кофейном столике стояла ваза с давно засохшими цветами, а под ногами валялись кучи старых фолиантов. Неизвестно, когда в последний раз здесь убирали или хотя бы позволяли проникнуть слабым солнечным лучам. Гермиона никогда не видела это поместье в дневном свете, тут всегда было темно.
— Полагаю, что ты помнишь тот вечер, когда состоялось твоё посвящение, — начал Лорд. — Я хочу, чтобы ты подготовила их.
— Кто? — она точно знала, что он понял её вопрос.
— Ты сама выберешь.
— Какое я имею к этому отношение?
— Ты будешь проливать первую кровь, — пальцы Реддла сомкнулись перед грудью, — тебе и выбирать.
— Я думала, что кровь должен проливать тот, кто метку получает. Помнится, что в тот вечер, когда я получала метку, то никто этого не сделал вместо меня.
— Я слышу обиду в твоём голосе? — съязвил Тёмный Лорд. — Впервые.
— Нет. Я просто думала, что это обязательное условие ритуала.
— Вот, — он протянул сложенный пополам пергамент. — Можешь выбрать сейчас.
Гермиона приняла его «подарок». Она не успела вчитаться в мелкий почерк, когда осталась в одиночестве. Тёмный Лорд оставил её одну, зная, что выбор будет нелёгким.
Нарцисса Малфой.
Летиция Забини.
Одри Нотт.
Мишель Паркинсон.
Оливия Гринграсс.
Эмили Крэбб.
Шарлотта Гойл.
Северус Снейп.
Восемь подростков — восемь претендентов. Только вот восьмое имя было не для ребят, оно было для Гермионы. Каждый человек, чьё имя было в списке — близкие люди, матери детей. Но для сестёр Гринграсс имя было одно, поэтому последнее имя было посланием для бывшей гриффиндорки. Память быстро вернула девушку в тот далёкий вечер, когда с её палочки впервые сорвалось Непростительное, которое стремительным зелёным лучом остановило сердце рыжеволосой девочки. Джинни Уизли рухнула камнем на холодную землю, пока Волан-де-Морт выводил на предплечье Гермионы Чёрную метку кровавыми чернилами.
========== Глава 2 ==========
У неё есть один час, чтобы принять решение. Три дня, чтобы не передумать. И нет времени для того, чтобы жалеть себя. Жалость? Какое отвратительное чувство. Гермиона считала, что уже давно искоренила его в себе. Она сложила лист в несколько раз и запрятала во внутренний карман. Головная боль вновь напомнила о себе, усилившись в несколько раз. Иногда девушке казалось, что они играют в немую игру — кто кого. Только Гермиона старалась не обращать внимание на пульсирующую боль: игнорировать жжение внутри черепной коробочки, когда та начинала усиливаться с геометрической прогрессией. Но что ей делать сейчас? Чудотворных зелий Снейпа больше не осталось и самого зельевара нет. Было бы очень кстати, чтобы он появился в поместье в ближайшие несколько часов.
Чёрное платье начало больно сжимать рёбра, вонзаясь швами в кожу. Каблуки впились в пятки, пока мантия стала неподъёмно тяжелой. Кое-как встав с дивана, Гермиона направилась к выходу из дома. Хмурые тучи затянули небо, опять начался снег. Когда-то она так любила зиму. Ей нравились маленькие невесомые снежинки, которые таяли со скоростью света на тёплой веснушчатой коже. Маленькая Гермиона заливалась звонким смехом, падая в объятия отца, который вместе со своей дочуркой делал снежных ангелов. Беззаботное детство растворилось беспощадными осенними дождями, а потом и вовсе умерло под тонной льда. Некогда любимый, снег возрастил новую Гермиону подобную себе — холодную и недружелюбную.
Пустой взгляд следит за дрожью в левой руке. Она пытается её унять, но не выходит. Перед глазами вновь всплывают все убитые ею, дрожь усиливается. Тихо ругаясь под нос, ещё раз встряхнула рукой и бессильно выдохнула. Ничего не помогает, просто нужно подождать. Только вот времени нет: совсем скоро прибудут её бывшие сокурсники, которых Гермиона будет вынуждена окунуть в реалии нового мира. Она уже в голове прокручивает то, что скажет им: взрослая жизнь не пестрит яркими красками — в ней лишь переплетаются серая мораль и лучи Непростительных.
— Мисс, — старый эльф поклонился перед Гермионой, — к Вам гость. Мистер Ориан Паркинсон.
— Проводите его в мой кабинет.
Она ещё раз посмотрела на свою руку и, крепко сжав её в кулак, вернулась в дом. Кабинет, который девушка уже называла своим, находился на третьем этаже поместья. Гермиона иногда засиживалась тут сутками за изучением старых книг, а временами приходила сюда, чтобы поспать. Бывали дни, когда одежда Гермионы пропитывалась кровью, а в глазах отпечатывались десятки трупов, которые теперь повисли на её душе. В такие вечера она не хотела возвращаться в свою комнату: не хотела, чтобы то маленькое пространство, где она оставалась собой, превращалось в тюремную камеру.
— Ориан, — Гермиона отворила дверь ногой, — я думала, что ты уже давно коротаешь вечерок где-то в пабе. Слышала, что в Австрии неплохое пиво.
— Ты выбрала уже? — Паркинсон гневно смотрел на неё.
— Ты о чём, Ориан? — Гермиона прошла мимо мужчины и разместилась за письменным столом.
— Я хочу, чтобы это была Мишель. Я хочу, чтобы Лорд понимал всю преданность нашей семьи.
— Это не твоего ума дела, Ориан. Наверное, Тёмный Лорд всецело доверяет мне и считается с моим мнением, раз поручил мне это дело.
— Ты — соплячка! Я не понимаю, чем ты подкупила нашего Лорда, и почему он так слепо доверяет тебе, — от злобы из его рта начали вылетать слюни. — Ты сделаешь так, как я тебе говорю. Иначе…
— Что? Что ты мне сделаешь? Ты вздумал мне угрожать? — девушка медленно подняла глаза на Пожирателя. — Мне кажется, что ты начал забываться.
— Мерзкая шлюха! Аларте…
— Экспеллиармус! — опередила Гермиона, вскочив на ноги. — Ты как посмел, ублюдок?
— Это должна быть Мишель! — безумный крик Паркинсона оглушал. — Мишель!
— Дементор! Вы решили сегодня по очереди учить меня жизни?