— Сын мой, — сквозь всхлипы произнесла женщина. — Я так рада тебя видеть.
— Я люблю тебя, мам, — он прижал её крепче к себе. — Я очень соскучился по тебе.
Это был дурной тон — вот так выражать свои эмоции. Драко всё детство учили быть сдержанным и вежливым: никаких ярких проявлений чувств и неуместных объятий. Но ему было глубоко плевать — как оказалось, именно дурного тона ему и не хватало. Впервые за много месяцев парень почувствовал хоть какое-то тепло в недрах своей души. Тепло от объятий мамы.
Они совсем другие люди. Он — взрослый парень, переживший достаточно боли. Она — женщина, сломленная Войной. Они в первую очередь — самая обычная семья, а потом уже — «те самые Малфои». Драко понимал, что нужно очень много времени прежде, чем люди вокруг перестанут приравнивать их фамилию к злу. И он сделает всё, чтобы изменить это.
— Я испекла твой любимый пирог, — Нарцисса отстранилась от сына и вытерла слёзы. — С яблоками.
— Это то, что нужно, — Драко тепло улыбнулся матери. — Я только зайду к себе в комнату и спущусь к тебе.
Нарцисса осталась неподвижно стоять посреди гостиной первого этажа, а Драко несмело направился в свою комнату. Спальня, где он спал последние несколько лет до того, как отправился в Азкабан, вызывала волну отвращения. Плотно зашторенные окна и никакого света — так же темно, как и в его душе. На столе стояла рамка с колдографией, а на полках всего несколько книг. Тут ничего не изменилось с того дня, когда он был тут в последний раз.
Казалось, что даже на подушках до сих пор осталось тепло его тела, будто бы он только проснулся пять минут назад. Единственное, что выдавало его длительное отсутствие — это толстый слой пыли. Тут не убирали и, похоже, что даже не заходили сюда. Драко оставил пальто на кресле и подошёл к окну, раздвигая портьеры. Величественный сад Мэнора укрыт белоснежным снегом — неживой и слишком неестественный, как и всё вокруг.
Чернила засохли, оставленный на столике выпуск «Пророка» датировался мартом месяцем. А сейчас был декабрь. Ещё одно напоминание о том, что он оставил свою мать на долгих девять месяцев в одиночестве.
Драко принял душ и накинул на себя новую белую рубашку, небрежно откинув точно такую же, только чёрную. Брюки синего цвета и новые туфли. Запонки с инкрустированными камнями остались лежать на столе — он больше не хотел напоминать всем, что он Малфой. И себе, в первую очередь.
Нарцисса сидела за столом в трапезной, ожидая сына. В чашках горячий чай без сахара, как он любил, а на тарелке кусочек яблочного пирога. Это угощение было со вкусом детства — сладкое, медовое и незатейливое. Оно помогло на секунду забыть о том, что сейчас происходило.
— А где эльфы? — внезапно спросил Драко, когда Нарцисса встала, чтобы налить чай.
— Я их всех отпустила, — робко улыбнулась женщина. — Я сама прекрасно справляюсь.
Война всех так сильно изменила. Она больно ранила и забыла подать бинты, чтобы остановить кровотечение и теперь каждый справлялся, как мог. Для кого-то лекарством стали работа и творчество, а для кого-то домашние заботы. Драко ещё не до конца понимал, что могло бы помочь ему.
— Ты с кем-то общаешься? — он не знал, насколько этот вопрос был уместен. — Ты же не сидишь в Мэноре целыми днями… Я имею ввиду, что общение помогло бы тебе…
— Конечно, — не совсем уверенно ответила Нарцисса. — Я по четвергам встречаюсь с Оливией, а вчера на чай заглядывала Мишель.
Имена матерей однокурсников заставили его напрячься. Что чувствует женщина, которая ждёт своего ребёнка из Азкабана? Мишель Паркинсон и вовсе осталась одна. Муж оказался последней сволочью, которого убила дочь и получила за это год в тюрьме. Пэнси была сломленной уже тогда, и Драко боялся представить, что с ней случилось там.
В пироге чувствовался привкус корицы, которую любил Люциус. Драко равнодушно относился к ней, а вот его отец часто напоминал супруге о том, что обожает привкус пряности. Кусочек Нарциссы оставался нетронутым, а голубые глаза были потуплены в поверхность стола. Ей не хватало рядом опоры в виде мужа.
Он боялся о чём-то говорить или спрашивать, потому что не знал, насколько ей больно. Малфой боялся, что одно неаккуратное слово усугубит ситуацию и отстранит Нарциссу от него. Это была не та история, где в конце каждого ждал счастливый конец — нужно намного больше времени, чтобы оправиться от жестоких ударов хлыстом, нанесённых Войной. Если это вообще было возможно.
— Спасибо за пирог, — он поцеловал Нарциссу в голову и заметил несколько седых волосинок. — Он был невероятным.
— Не за что, мой дорогой, — женщина накрыла своей ладонью руку сына. — Я рада, что ты наконец-то дома. Я сделаю всё, чтобы ты вновь стал счастливым.
— Пришла моя очередь, мам, — Драко опустился на колени перед матерью. — Теперь я буду делать всё для того, чтобы ты была счастлива и на твоём лице больше не появлялись слёзы.
— Мой милый Драко…
— Мы со всем справимся, мам.
Он провел Нарциссу в её покои и дождался, пока та уснёт. Она выглядела ещё более хрупкой на огромной кровати. Пустой и неприветливый Мэнор пугал тишиной даже Драко, который с детства привык к этому поместью. Он вернулся в свою комнату и подошел к окну, всматриваясь в белоснежный снег, который так красиво отсвечивал в лунном свете. Часы пробили полночь, но парень так и не смог лечь в свою кровать. Он отвык от неё.
Плед тёмно-зелёного цвета оказался на полу, как и сам Драко. Он уснул в метре от своей кровати, когда усталость взяла верх над ним. Так было последние несколько месяцев — он засыпал лишь тогда, когда уже не было сил противиться сну. Он знал, что стоит закрыть глаза, как снова вернутся кошмары. Адская петля, из которой выбраться помогало лишь пробуждение, и то не всегда. Порой казалось, что жуткие видения преследуют его наяву.
Холодный пол поместья его тётки. Он стоит на коленях и чувствует, как боль проникает под кожу. Душа разбивается раз за разом, принося новую порцию судорожных содроганий. Кажется, что его сжигают заживо, а потом вновь возвращают к жизни, чтобы повторить пытку заново.
— Ты должен забыть! — кричит до боли знакомый женский голос. — Забыть! Забудь всё это!
Он пытается что-то ответить, но с уст лишь срывается стон. Ему хочется сорваться с места и убежать прочь, словно он — маленький мальчик, которого обидели. Но невидимые нити связали его и душили, не позволяя сделать лишнего движения. На языке чувствуется привкус собственной крови, и он боится открыть глаза. Хочет, чтобы увидеть своего палача, но боится.
— Ты никогда больше не вспомнишь этого! — голос становится громче. — Думай только о нас! Забудь всё это!
Яркие вспышки бьют прямо в глаза и он падает, больно ударяясь головой об мраморные плиты на полу. Сердце неистово стучит, норовя вырваться из груди или просто остановиться. И он хочет этого. Малфой хочет просто умереть, чтобы не испытывать опять эту несносную боль.
— Мы с тобой бракованный сюжет… — слышит напоследок и наконец-то вырывается из оков сна.
Рубашка и плед были пропитаны потом, сердце бешено колотилось, а легкие работали на износ, пытаясь захватить как можно больше воздуха. Это повторилось, и он не смог от этого убежать. Словно ему это когда-то удавалось.
Солнечные лучи вовсю уже гуляли по его комнате, что напомнило ему о том, что этот сон снова тянулся бесконечно долго. Драко встал, оставляя плед валяться на полу и направился в ванную.
Из зеркала на него смотрел уставший и измученный парень, который явно нуждался в помощи. Сплюнув в раковину, Малфой решил для себя, что в этот раз он обратится за помощью, а не струсит, как в прошлый раз. Крёстный ведь учил его, что принятие помощи — это вовсе не проявление слабости, а скорее — наоборот. Нам всем иногда нужна помощь.
Холодный душ взбодрил его и смыл с плеч всю ту грязь, которую вывернул на него кошмарный сон. Было так странно принимать душ и вытираться белыми чистыми полотенцами. Это казалось таким неправильным и далёким. Драко впервые не швырнул использованное полотенце на кафельный пол, а аккуратно сложил у раковины. В доме должен был быть эльф. Пусть Нарцисса отказывается от бесплатной работы домовых, но никто не запрещал им платить. Женщина, воспитавшая и вырастившая его, не должна ходить по дому с тряпкой и ведром. Люциус явно этого не оценил бы.