- Кэсси...
- Что? - произнесла Кэсси так с интонацией усталого ментора, готового разразиться обвинительной тирадой.
- Я б на твоем месте завтра уехал в город.
- Мешаю?
- О, нет, что ты...
Черт подери этот голос! Чего он еще скажет...
- Нельзя объяснить, не вдаваясь в подробности. Не хочется.
- Алик... То есть, Аланкрес... Фил говорил, что без желания вампирами не становятся, ведь так?
- Угу.
- А причина?
- Вроде твоей вчера, только в более уважительной степени. Месть называется. Не советую, кстати.
Это он о чем? Будем думать, что не о себе, а то страшно. Если станет страшно, он это почувствует. И все-таки жалко...
- Алик, научи меня убивать.
- Кого?
"Тебя". Эффектно.
- Вообще.
- Никогда при этом не думай о смерти. Лучше о жизни.
Тут голос наконец-то сорвался и Кэсси увидела, как хрупкое тело пронизала дрожь.
- Да что с тобой?
Ответом ей было что-то похожее на истерический смешок. Кэсси стало грустно - она сбросила сумку, положила на нее спицу, вздохнула погладила мертвую тварь по плечу. И тогда он обернулся. Все-таки, у него были замечательные глаза. Полные слез. Очень трогательно, а главное, что не в первый раз. Как-то кошка выдрала хвост любимой птичке, надо было дать ей пинок, но за грустную морду кошка отделалась шлепком тапкой. Правда, кошка была живой, но вот говорить не умела.
- Сто семьдесят шесть лет назад родился Аланкрес Гирран. И он не всегда был в депрессии. Нынче он отдыхает, а ты мешаешь.
- Я в бар шла ...
Она поймала направление его взгляда и вздрогнула. Ну, разумеется... Ладно будем смелыми, хоть это и адски трудно.
- Я решила, что не выдержу и пришла убить тебя.
Алик вздрогнул и тут же закрыл глаза.
- А почему не стала? - прошептал он, призрачно улыбаясь.
- Пожалела, - спокойно объяснила девушка.
Алик два раза моргнул.
- Спасибо, добрая Кэсси.
Он уткнул лицо в ладони и истерически всхлипнул, потом еще минуту смеялся беззвучно, после чего сразу вернулся в прежнее спокойное состояние.
- Так ты меня и вправду уморишь, - тихо сказал он, аккуратно вытирая лицо платочком.
- Ничего смешного, кстати, - фыркнула Кэсси. - Тебя не умори, ты тут весь народ порешишь...
- Тут - нет, - возразил Алик, неподвижно глядя в никуда. - Близко и мало. Город другое дело... Хотя там мрачно очень. Грязно и скучно. Но выбирать не приходится, хоть я и тоскую. Помню его другим... Эти пастельные тона, эти пыльные одежды, от которых кажется, что ты во сне, эта пьяная музыка, похожая на легкое, влекущее прикосновение... Жизнь, набранная сновидениями и картинами из оттенков светлых и приглушенных цветов. Не отыскать ни черного, ни белого - жизни и смерти. Наверное, поэтому анкаианцы так легко променяли одно на другое. Для нас не существовало по отдельности ни боли, ни праздника, ни тьмы, ни звезд - только впечатление, только оттенки и отголоски. Нерезкие превращения теней в отблески, отблесков в образы и навеянные нечеткими образами едва уловимые идеи, слегка касающиеся тонких и сокровенных чувств... Этим была бы для тебя Анкаиана. Вернее, впечатление от нее.
- Я не успела, - извиняющимся тоном сказала Кэсси.
- Твое счастье. Они умерли в тот день, когда потеряли свою страну. Им стало незачем жить... В вашем мире это зовут депрессией. С тобой было? Если не было, то сейчас начнется. Я скучен когда устаю.
- От меня?
- Нет, меня утомило впечатление от другого человека.
- От блондинки?
- Она утомляет сама по себе и не способна создать полноценное впечатление. А твоя... эманация содержит так много, что мне лень разбираться.
Диалог с анкаианцем, да к тому же еще и вампиром создал у Кэсси впечатление, что она снова опьянела. Этот поток слов казался осязаемым и был гипнотически приятен. Укачивал и отнимал волю, рождая подобие безумного, мягкого азарта, восторга и очарования. Она уже забыла о земле под собой, когда фраза, прозвучавшая резким диссонансом, вернула ее в реальность.
- ... лучше не возникай какое-то время в районе замка.
- А что будет?
Было что-то страшное в том, с какой скоростью он обучался соответствовать обществу, в котором проснулся. Например, ему требовалось все меньше времени на обдумывание лаконичных выражений.
-Шквал. Может накрыть.
И, замечая что ему это нравится, Кэсси только вспоминала фильмы с хищниками, для собственного удовольствия преодолевающими немыслимые препятствия и расстояния, да с трудом вытаскивала себя из отупляющего, первобытного восхищения для нормального разговора.
- Тебе-то что?
- Я обещал Филу твое благополучие.
Алик огляделся, словно что-то искал. Но вокруг было только черное небо, черные скалы, черные волны и камни.
- Фил умер.
Алик перестал оглядываться. Теперь он был в профиль, и звездный свет терялся под его блестящими ресницами, как в бездне.
- А я не совсем, вопреки твоим замыслам. Ты согласишься, что я мерзкий (я разный, но и такой тоже), но сволочью отнюдь не являюсь и обещания свои выполняю... Иногда.
Алик улыбнулся, повернулся и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.
- И как же узнать, когда?
- А, нужно меня хорошо знать.
Кассинкана вздохнула и вспомнила, что когда-то, в юности, была очень впечатлительной.
- Я знаю Гиррана. Я про него книжку читала. Про Аланкреса тоже... Про его жизнь.
Алик усмехнулся.
- Бедняжка. У него была очень короткая жизнь, на биографию не хватит, - сказал он с нежностью.
- Там была не биография. Там были его стихи и портрет.
- Да, - Алик криво улыбнулся, - он был неординарным человеком. А представляешь, что он чувствовал, когда...
Кэсси, по какому-то наитию, перебила его:
- А что он чувствует сейчас, когда видит, что сделали с его страной!
- Чувствует, что исправить ничего нельзя. Ручаюсь, как его близко знавший. Поэтому не сильно переживает, во всяком случае, по этому поводу. Еще ему интересно, откуда в вас столько сочувствия.
- Он бы знал, - обиженно сказала Кэсси, - если б прочитал про себя...
- Иной был бы эффект, если б он написал про себя.
- Почему?
- Потому что это была бы правда. Он, этот жалкий избалованный и самонадеянный идиот, возомнивший себя мировой справедливостью, не стоит сочувствия.
Порыв холодного, влажного ветра неприятно взъерошил ей волосы и обдал осенним холодом, заставил обхватить себя за локти. На безразличного к таким вещам Алика смотреть было холодно.
- Так ему и надо?
- Как?
- В-в-ввот так, - почти неслышно сказала Кэсси и ткнула пальцами в плечо вампира.
- Еще раз пожалели. Я -то уж тем более этого не достоин, это он был добрым.
- И ты до сих пор говоришь от имени мировой справедливости.
- Ну вот, теперь ты знаешь, как я поступлю.
- Как он?
- Хоть я его и не люблю, - утвердительно сказал Алик. - Тебе бы он тоже не понравился. Представь - как я, только... Капризный замороченный ребенок, хилый, рассеянный, похожий одновременно на унылого кузнечика, птицу, крысу, лису... да на кого он только не был похож! Иногда его так обзывали...
- Он обижался?
- Когда замечал. Он стал внимательным только после того, как проходящий мимо вампир придал его облику некоторую инфернальность...
- Подошла.
- Хм... спасибо....и научил не думать о цене. Мы живем ради мгновений, и каждым из них надо насладиться.
- Аланкрес тоже так считал?
- Еще слово о нем, и я начну вести себя также безобразно. Или обижусь.
- Ну ладно... Пойду я.
Кэсси встала, растирая затекшую ногу. Только миг назад она поняла, что замерзла и безумно хочет спать.
- Кэсси! - окликнул ее Алик самым чарующим голосом.
- Да...
- Надеюсь, мы больше не увидимся?