- Вовсе нет; просто если там с обрыва прыгать, можно что нибудь запросто сломать. Высоко и неудобно. Как раз только лапки и закидывать.
- А-а, - разочарованно протянула госпожа де Фанн. Смелый ловец акул оказался простым рыболовом-любителем.
- А нырял я в другом месте, - продолжал Аланкрес, словно бы и не заметив, - там акулы покрупнее, но они летом приходят. Вот тут уже азарт попадешь, не попадешь с лету-то... А она сильная, акула - хвостом по башке заденет и амба... То есть, не сразу, конечно, сначала остаешься без сознания и без скальпа, или там, без носа, она же шершавая, а потом кто-нибудь доест потихонечку. Быстро доедают, им же жевать не надо - кусок оторвут, проглотят, и дальше... Ну так что, дадите лапки?
- Хорошо, я распоряжусь, чтобы вам отложили с обеда. Утром принесут.
- Премного благодарен. Вообще-то я могу сам зайти, мне не трудно. Вечером. Не люблю вечерами дома сидеть.
Она помрачнела.
- А ночью вообще самый клев, - невозмутимо продолжал Аланкрес (как же он все-таки всем пакостит, этот Линар. Но нам теперь все равно, нам лапки нужны. А женщины могут по своему любимому Линару убиваться сколько хотят).
- Конечно, - она улыбнулась, хотя глаза ее наполнились слезами, приходите. Про акул расскажете.
Она резко повернулась и ушла в дом.
Вечером было еще веселее - Аланкрес стоял в холле с пучками куриных ног в обеих руках и раскланивался с хозяйкой.
- Я сначала по одной лапке буду кидать, - сообщил он. - Потом по две. А уже после....
- И по три, - с преувеличенно серьезным видом кивнула вредная госпожа де Фанн.
- А вот и нет, - подколол ее Аланкрес. - Дальше я вытащу акулу...
- А потом две акулы, а потом сразу три.
Аланкрес рассмеялся. Она тоже, правда, более горько и язвительно. Разговор некоторое время продолжался в том же духе, после чего Аланкрес, наконец, покинул дом врага своего и обнаружил, что уже заполночь. Было ему тогда легко и даже радостно. Он не вникал в причины, но предполагал, что это от того, что ему наконец-то наплевать на все кроме акул.
Ночь исходила теплом и сверчками, где-то на пределе слуха ловились загадочные отзвуки летучих мышей, и Аланкрес пытался понять, каково это: жить только по ночам, а днем спать и никогда не видеть солнца и бликов на воде, не слышать птиц. Ветер дул не с моря, а наоборот, приносил запах распускающихся листьев и ранних цветов, рождая в душе азарт и легкость, томление и блаженство. Юноша вдруг пожалел красивую, но покинутую женщину, оставшуюся в доме. Женщину, которая никогда не ловила акул, вышла за Линара, кажется, еще и любила его, прямо как Анати, которая тоже акул не ловила, и ту же ошибку сделала.
В тишине Аланкрес услышал из открытого окна только что покинутого им дома, что госпожа де Фанн может в такую ночь быть несчастной. Тем более, что вечером платочек у нее был уже другой. Можно было пригласить ее за акулами, но не знал, как она будет там себя вести, да и будет ли ей это интересно. Размышляя об этом, он вернулся.
Сложив лапки на полу в холле, он прошел по темному, но неоднократно исследованному еще в бытность пустым дому, поднялся на второй этаж, ведомый какой-то веселой, азартной решимостью, не оставляющей места сомнениям, бесшумно отворил дверь в комнату хозяйки.
Она сидела на краю кровати, согнувшись и уронив голову на руки, укрытая какими-то бахромчатыми шалями и черным пледом. При свете мерцавшего на столике огарка блестела наполовину вынутая ее сложной прически резная перламутровая гребенка с изображением русалки.
Аланкрес прикрыл дверь и шагнул к ней. Изящным и явно ниспосланным свыше движением выдернул все крепления ее прически так, что в наступивший после момент увидел только обращенное к нему прекрасное лицо в обрамлении длинных смоляных локонов.
- Сударыня, - сказал он, с неожиданной для себя легкостью, - ваше настроение - явление катастрофическое. Если вы сейчас же не смените его, я действительно покину вас ради акул.
- А если я попрошу вас этого не делать? - слабо спросила госпожа.
Аланкрес медленно опустился на пол, не отводя взгляда от ее блестящих черных глаз. Их выражение еще днем не вязалось с ее колючим тоном.
- Тогда я постараюсь вас утешить, - сказал он голосом, которого сам от себя не ожидал. Но, несмотря на это, ситуация не удивляла, а казалась простой и понятной, как летящий в глаз кулак.
- Постараетесь? - в очередной раз съязвила госпожа.
Аланкрес отвел взгляд, но лишь для того, чтобы найти, чем предварить свои следующие слова. Нужно было сделать что-то довольно откровенное, но все же достаточно деликатное.
Он медленно приблизился, приподнял видневшееся среди шалей ожерелье, склонился и поцеловал плечо как раз под ним.
- Тут я ничего обещать не могу, - прошептал он. Далее, выдержав паузу, которая понадобилась, чтобы подавить смех, уже спокойно добавил: - Как и в случае с акулами, которых я никогда не ловил.
...А самое феерическое веселье началось, когда вернувшийся под утро господин Линар наступил на разбросанные по холлу лапки и рухнул со страшным грохотом. Когда же он ворвался в комнату жены за разъяснениями, то застал ее лежащей и тихо всхлипывающей в подушку.
После того, как его шаги в коридоре стихли, госпожа де Фанн достала третий за сутки платочек.
- Вы странный человек, господин Гирран, - произнесла она, медленно , скользящими движениями разворачивая шелковую штору. - Я буду ждать вас, даже если вы не вернетесь.
Аланкрес, пытаясь следить за тем, чтобы при помутнении в мозгах не казаться хотя бы самому себе полным идиотом, наконец осторожно вдохнул. Это оказалась волна пьянящего весеннего воздуха, унесшего из головы прах итак в небольшой дозе отпущенного ему здравого смысла.
- А я еще и не ушел, - выдохнул он в темноту, полную тепла и запаха из только что разлитого ими флакона каких-то жуткой пряности духов, - Я, если можно, попозже...
За обедом Линар попытался выяснить причину возникновения лапок и помятой клумбы, и Ирма, идиотически улыбаясь, сообщила ему, что ходила ловить акул. Вообще, на все вопросы она отвечала утвердительно и при этом громко хихикала.
Только недели через полторы господин Линар разуверился в помешательстве жены и стал подозревать собственное - когда зашел за чем-то на кухню и увидел там на столе свежевыпотрошенного катрана. Есть такие мелкие акулки с мерзким характером...
- Это вы, сударыня, поймали? - спросил он жену.
- Я, а кто же? - отвечала она со смехом.
- Ну, ты нашла, чего ловить! Они же на вкус как подметки...
- Зато душой они - линары, - неожиданно для себя сказала Ирма.
Это было давно. Года за полтора до войны. А незадолго до нее супруги де Фанн загадочно исчезли. И только, когда уже ничего нельзя был поправить, Аланкрес понял, кем на самом деле был Линар, и чем занимался на Анкаиане. А Ирма выступала при нем в роли непосвященного статиста.
Они с Ирмой были разными людьми, и Аланкрес в то время иногда задумывался, хорошо это или плохо. С одной стороны, ему не хватало слишком многого в общении с ней, а с другой стороны, он ничего и не требовал, и не в чем было разочаровываться. Ирма, при всей ее красоте, была начисто лишена той разновидности обаяния, которая увлекала Алика. Но Ирма притягивала сама по себе, и он отдавал должное очарованию ее одновременно развязной и сдержанной манеры общения ("Привет, я к тебе , - обнимая малознакомого человека за плечи, - если у тебя есть время"). Он знал, что и Ирма никогда не рискнула бы показаться с ним в обществе, да и в одиночестве она без него особенно не скучала. Позже, когда Аланкрес начал немного разбираться в таких вещах, он понял, что парадокс подобных отношений и заключается в их стабильности и длительности - ведь когда люди друг другу настолько безразличны, они не способны причинять друг другу боль; остается приносить радость. Из такого со временем рождается если не любовь, то крепкая дружба.
Но когда Алик и Ирма это поняли, они уже не были людьми.
Они встретились лет через пять после войны, когда Элис начал скучать и в порыве какой-то непонятной заботы инициировал вампира из одной светской дамы на континенте, про которую он знал, что она была некогда знакома с Аланкресом.