- Хочешь, садись.
Моне, в сущности, было все равно сидеть или стоять, но отказаться от вежливого приглашения она была не в силах. Она села и сказала:
- Я призрак.
- А ты умеешь быть веселой? - спросил юноша.
- Нет, - ответила она, - потому что я проклята на вечные скитания.
- А что плохого в вечных скитаниях? - удивился он. - Ходишь себе всюду, на все смотришь, есть не хочется, помереть не можешь. Сплошное созерцание и умиротворение. Вот бы мне так.
Моне понравились его слова и она стала появляться перед ним часто, как только могла. Он поведал ей о причине своей печали - у него умерла возлюбленная.
На протяжении всей его жизни Мона общалась с ним, а когда пришел его час, он сказал ей, что любовь его умерла, напуганная каким-то привидением. И он решил за это отомстить. Мона хотела спросить, как же это отразилось на ней, потому что не заметила, чтобы он делал ей что-то плохое, но он уже умер. И, оставшись одна, Мона тосковала по нему. Предреченное ей испытание посчитали выполненным, и известили, что пора ей отправляться с земли. И тогда Мона с ужасом поняла, в чем заключалась месть этого человека. Она уже не хотела уходить. Она успела слишком полюбить вечные скитания.
- Я не понимаю, - через некоторое время сказала Кэсси, - как мог вымереть народ, любивший такие легенды!
Алик поднял бровь и улыбнулся в пространство.
- Боюсь, рассеянный народ просто не успел вовремя заметить свое вымирание. А когда заметил, было поздно, он огорчился и от огорчения...
- Ты находишь это забавным? - удивилась Кэсси.
Алик пожал плечами.
- Я больше века нахожу таким все, что возможно. Редкое заблуждение, но ведь и мой способ бессмертия - вещь незаурядная, по-моему...
- Ну?
Оська с трудом разлепила усталые глаза, чтобы посмотреть на Алика, когда они вместе с шейхом и его свитой вышли на воздух.
- Минутку, - Алик вынырнул из поблескивающей сыростью тени и оказался около шейха. Некоторое время они разговаривали, причем у шейха на лице присутствовала довольная улыбка. Наконец очень тепло попрощались, после чего Алик вернулся к ожидающим его девушкам. Они проводили взглядами отъезжающий кортеж.
- Так все-таки? - не отставала Оська, уже охрипшая от обилия речей.
Алик обернулся к ней.
- Он милый человек. Если ты ему откажешь, это обойдется без последствий. Он даже прикроет тебя перед своим отцом, который, собственно, и запихнул тебя в психушку.
- А если не откажу?
- Оська, ты наглеешь. Алечка тебе не служба знакомств.
- Ты ему всерьез понравилась. Особенно оригинальность твоих суждений о некоторых вещах...
- Что ты ему наговорила? - в ужасе воскликнула Кэсси.
- Ты знаешь, - смущенно потупилась Оська, - он так ободряюще улыбался в ответ на каждое мое слово, что я несла первое, что приходило в голову, а ему это нравилось еще больше, и мы до такого дошли... Мне так стыдно.
- Будешь знать, - развеселилась Кэсси.
- Ужаснее всего, что он просил называть его по имени, а оно у него какое-то...
- Неприличное? - азартно подключился Нестор.
- Не запоминающееся. И вот, как называть вашего хорошего человека, я и не помню...
Оська беспомощно похлопала накрашенными ресницами в сторону Алика, словно тот знал все. На этот взгляд анкаианец не мог не откликнуться.
- Его зовут Силрессан, - поведал он. - А я ему прихожусь, между прочим, другом детства. Не обижай его.
- И где же оно прошло, это его... то есть ваше совместное детство? заинтересовался Нестор.
Алик к тому времени уже сидел в своем джипе. Он придержал дверцу, повернулся и куда-то махнул свободной рукой.
- В Аджистане. На берегу озера. Его - в этом веке, а мое - в позапрошлом.
27. Соловей.
- Ой, Киска.... Прямо и не знаю, что мне делать, - призналась Оська следующим вечером. Они переместились спать в одну комнату и теперь заснуть им было суждено не скоро.
- Он тебе нравится? - спросила Кэсси.
- Идиотский вопрос. Причем тут это? Надо будет, понравится.
- А в чем тогда проблема?
- А проблема в том, что проблем неизбежно станет больше. Он сказал, правда, что ему необходима хотя бы формальность, а жить он меня оставит и здесь, если такова будет моя воля, только изредка будет выдергивать на приемы... за свой счет. Это же, представляешь, меня сразу начнет напрягать куча незнакомых родственников и, самое главное - этот ужасный папа...
- Ну так пошли его на фиг.
Воцарилось молчание.
- Кэська...
- А?
- Тебе сколько лет?
- Право же, я смущаюсь тебе ответить...
- А мне больше. Ты, видела ларек по дороге к пляжу, дурацкий такой, с одной покосившейся буквой вместо вывески?
- Ну?
- Видела, что там продается?
- Ручки, заколки, иголки...
- А еще?
- Блокнотики, пуговки, книжки...
- А еще?
- МАЛЕНЬКИЕ ОТКРЫТОЧКИ!!! - свирепо проревела выведенная из себя Кэсси. - И зажигалки.
Оська вздохнула.
- Значит, не видела, - сказала она и снова вздохнула. - Трамвайчик там продавался. Маленький, оранжевый, пластмассовый. Уютный на вид. Я о таком в детстве мечтала. И вот я стою, смотрю на него и вдруг до меня доходит, что мне... что мне некому его подарить. Понимаешь, мне-то он уже не нужен стал, а вот если бы...
Послышался шорох, который бывает, когда утыкаются в подушку, чтобы поплакать. Потом несколько минут была тишина, потом снова шорох, и совершенно нормальный оськин голос сказал с досадой:
- Стояла там и ревела, как дура. Прямо на улице. Некого мне было порадовать трамвайчиком... Или это автобус был, не помню...
Кэсси растрогалась до того, что даже не сразу смогла говорить.
- Оська...- замирающим голосом позвала она в темноту.
- Ну что?
- А ты ему это рассказала?
Снова раздался шорох, и в Кассинкану попала небольшая, но от души запущенная подушка.
- Зараза... Думаешь, он тоже где-нибудь куколку заначил? - резко рассмеялась Оська. - Это вряд ли. Мужики по своей природе глубоко деструктивны, и идею заботы понимают они только с одной стороны - что все должны до глубокой старости заботиться о них. А в других случаях сердце их начинает разъедать жестокая ревность, они от этого в лучшем случае болеют и умирают, оставляя женщин в одиночестве. А в худшем начинают портиться и громко воняют по любому поводу...
- А это ты ему сказала?
- Конечно. Это я всем говорю, - гордо откликнулась Оська.
- И он это вынес?
- Да, и согласился. После чего подождал повода и поделился своими наблюдениями о женщинах. Я ему велела их забыть. А он сказал, что со мной это будет легко и...
- Оська... - очарованным голосом перебила Кэсси. - Как классно... Вы уже все друг о друге знаете...
Оська фыркнула.
- Спокойной ночи, - сказала она, отворачиваясь к стенке.
На следующий день стала известна дата ее отъезда. Оська весь день ходила раздраженная и злая, загорать не пошла, а осталась дома перетаскивать какие-то вещи с места на место. К вечеру она дошла до той стадии, когда начинают кидаться посудой, вытянула из дома на ночь глядя кроткого и безотказного Романтика, чтоб помог собраться.
- Будешь варить собакам кашу вот отсюда, - наставляла она Кэську, - а кошкам - вот отсюда... Хотя у кошек почему-то получается больше... Да, впрочем, какая разница. Обожрутся кошки, дашь из собачьего пакета. Вобщем, сообразишь, ты у меня умная.
- Угу, - сказала Кэсси. Без Оськи, подумала она, будет скучно.
Вечером позвонил Силрессан, пригласил ее в оперу и обещал заехать. Около полуночи обратно приехала очень усталая Оська, вздрагивающая от малейшего шума.