- Я останусь.
- Оставайся. Если выдержишь. Прощай.
- Прощай.
И он исчез. Кэсси некоторое время смотрела на место, где он только что был, а потом опустилась на крыльцо.
Алик еще некоторое время побыл возле, прослушав разговор девушки с полицией, порадовался, что фараоны не изменились, удостоверился в том, что Кэсси еще в состоянии владеть собой в разговоре и совершенно забыла о нем. Ему даже казалось, что она в него не до конца поверила - оттуда и эта странная для места и времени откровенность. Похоже на привычку к необычным явлениям и галлюцинациям, хотя на наркоманку эта девица не похожа. Вообще-то, чтобы обезопасить себя следовало бы ее отправить по Великому Пути, как говорили его предки, но его удерживали две вещи - предполагаемый ум Змея и собственные неясные ассоциации от этой девицы, только усугубившиеся в разговоре. Она вела себя так, словно знала его раньше, как бы странно это ни звучало.
9. Комната.
В этой комнате, с интерьером из ценного на Анкаиане желтого дерева и синими шелковыми занавесками на высоких и узких окнах гангстер со стажем Энди Чогар, или Змей, как называли его за неприятный и немигающий взгляд, позволил себе сегодня предаться отдыху. Совсем не часто он позволял себе такой вот отрыв на верхнем этаже провинциального бара, в собственной потайной комнате, одной из многих, каких находилось немало в пыльных недрах одного древнего памятника архитектуры. В эту комнату не пускали никого и никогда, делая исключение лишь для одного охранника и Тени - так звали женщину, любившую Энди и преданную ему до самозабвения.
Энди был гангстером, взращенным неспокойной жизнью городских улиц и привыкшим с детства своими силами отстаивать место под солнцем. Энди многое прошел в жизни; иногда ему просто везло, но, чем дальше, тем больше, он сам изменял ситуацию в свою пользу и, порой не за счет самых худших качеств своей натуры.
Энди Чогар рано увлекся этой борьбой. Наступил момент, когда он почувствовал, что сама она доставляет ему удовольствия не меньше, чем результат, а иногда и больше. Результата он, правда, тоже не упускал.
Таким образом, в свои двадцать семь лет был одной из самых выдающихся фигур преступного мира Анкаианы, и был если не на пике своей карьеры, то очень рядом.
Комната эта содержала все, что могло потребоваться этому неординарному человеку для отдыха. Отдыхал Энди по-разному. Иногда просто спал. Но было у него, как у всякой неординарной личности, тайное увлечение - Змей рисовал сюрреалистические этюды от которых потом тошнило даже его самого, но не из-за техники исполнения - она была не так уж плоха, а из-за сюжетов. Каждому из тех, чье дальнейшее существование не представляло интереса и не обещало в дальнейшем принести пользы, он показывал их. И каждый раз кончина очередного посетителя этой сокровенной галереи становилась красочным воплощением последнего произведения.
Порой Энди и сам пытался разобраться в истоках подобных своих желаний, однако быстро запутывался в психологических нюансах и, в особенности, в определении своего статуса. Высший он или низший (как тщеславного человека, его это волновало особенно)? Он размышлял так - низки его желания, но разве право на них не возвышает его?
В очередной раз задав себе этот вопрос, Энди стоял перед зеркалом в огромной витой раме, отображавшем его в полный рост и детально оценивал свое отражение. Проще говоря, любовался.
Красивое и волевое лицо в зеркале нравилось не только ему самому, холодное и требовательное выражение карих глаз его вызывало уважение, а своим ладным и старательно тренированным телом Энди восхищался редкий случай когда в одиночестве...
Конечно, полностью доволен он не был - занятия, знакомые ему с детства, как помогающие скрашивать жизнь, занимали ум лишь ненадолго, после чего закономерно приходило опустошение и отвращение, иногда даже к самому себе. Те, кого он считал достойными противниками зачастую на проверку оказывались убогими слизняками, победа над которыми большой радости не доставляла. И уж тем более, никто из его жертв, не делал ничего, что бы его удивляло.
Таким образом, находя истинное величие лишь в самом себе, Змей часто сомневался в своей объективности. Нередко случалось, что возникало у него желание обсудить свою такую вот замечательную личность с Творцом. Это желание, возникая, порождало странную, мало знакомой природы тревогу.
- Кто я? - не слыша себя, спросил Энди у брюнета за блестящим стеклом, что отражался вместе с желтой настольной лампой на фоне синего плюшевого дивана. Брюнета, судя по движениям губ, интересовало это же.
- Извращенец, - произнесли у него за спиной негромко, голосом, явно привыкшим тонко модулировать интонациями. Была в этом слове и некоторая небрежность, и приветливость, и даже готовность терпеливо повторить, если переспросят. Поэтому, вместо того, чтобы переспрашивать, гангстер обернулся.
А диван, оказывается, был занят. Положив голову на один подлокотник, а ноги на противоположный, там возлежал бледный юноша в черных джинсах и черной рубахе, расстегнутой на груди. В лице его казался примечательным прямой острый нос и подходящий к нему торчащий вперед почти столь же острый подбородок, что делало его похожим на лису, правда, почему-то, очень поблекшую. Глаза цвета серебристого бархата томно смотрели на Энди.
Энди не стал бы тем, кем он стал, если бы не научился в считанные секунды и проявлять должную выдержку, и подобающе оценивать ситуацию.
- С кем имею честь? - ровно спросил он, подпустив в тон небольшую долю душившего его недовольства. Страх, который пришел, как только Энди осознал все обстоятельства, кажется, получилось скрыть.
- Сосед, - юноша небрежно ткнул себя в грудь пальцем.
Энди усмехнулся.
- А ты, сосед, пожалуй, прав, - кивнул Энди, рассматривая лежащую на спинке костлявую руку своего гостя. Тот тем временем выразительно перевел взгляд на одну из картин Энди, угрожающе накренившуюся над этим самым диваном.
- Извини за некоторую экстравагантность моего интерьера, - медленно произнес гангстер, отворачиваясь и убирая несколько других картин, прислоненных прежде к дивану, в глубь комнаты, - но я не предвидел твоего визита и, как ты понимаешь, не имел возможности как пригласить тебя для беседы в другое место, так и вообще...
Он не заметил, как гость принял приличную позу, примостившись в уголке дивана. Теперь он в упор рассматривал гангстера.
- Оформляя эту берлогу, я сам понимаешь, не стремился к изысканности, - продолжал Энди, - но в техническом оснащении, как мне кажется, ничего не упустил. Каждый, кто появлялся здесь, имел возможность ознакомиться с устройством. Все зависит от того, какие развлечения ты предпочитаешь.
Незваный гость откинулся на спинку дивана, положив согнутую руку под голову, и теперь внимательно следил за капо из-под полуприкрытых век.
- А разве Фил тебе не говорил? - произнес он полушепотом.
Получив, таким образом, ответы на многие интересующие его вопросы, Энди задался еще большим их количеством. В силу привычки он запомнил все, что нес меньше суток назад этот сумасшедший кладоискатель.
- Я, конечно, извращенец, - Энди подмешал в голос справедливой обиды, - но не до такой степени, чтобы интересоваться пристрастиями друзей тех, кого своими друзьями назвать не могу.
...А тому, на диване, захотелось узнать, есть ли на свете хоть кто-то, кого он может так назвать, кроме собственного отражения.
- Кладоискатель перед смертью углубился в метафизику, - сообщил Энди после некоторой паузы, - Какой именно пункт его речи моего гостя интересует?
- Сокровища, - ответил гость. - То, что он мог сказать обо мне, я слышал.
Те качества, которые помогли гангстеру добиться многого, не оставили его даже сейчас, когда в привычный и скучный мир вторглось удивительное, подвинув Энди поближе к помешательству.
- Позволь мне кое-что уточнить, - сказал он, подходя к гостю. Охрану он звать раздумал - тут сыграла свою роль, та же практичность, благодаря которой Фил чуть не стал богачом, и недостаток которой его погубил. Настолько вежливо, насколько сумел научиться за годы своей головокружительной карьеры Энди подержал за запястье беспокоившую его на протяжении всей беседы руку, затем обшарил взглядом комнату.