Эрик Скотт де Би
Последняя легенда о Гедрине Тенеубийце / The Last Legend of Gedrin Shadowbane
Говорят, что герои легенд могут увидеть подстерегающую их смерть до того, как поднимутся ей навстречу.
И хотя все герои умирают, легендарными их делает то, как они встречают смерть — с плачем или с улыбкой.
Гедрин Талавар был стар, очень стар.
Прошли годы, — для Гедрина их насчитывалось много больше, чем большинство людей могли даже надеяться прожить, — и он обнаружил в себе сильную тоску по простым удовольствиям, в которых он строго отказывал себе, когда был молодым человеком: в вечерней прогулке верхом за городом, в приятном бокале вина с теплой трубкой табака, или в радости скачущих на его колене детей и звуках их смеха. Другие люди наслаждались этими радостями. Люди, как более незначительные, так и более великие, чем он.
Когда-то он назвал бы такого человека паразитом. Сейчас он назвал бы его благословенным.
Знакомая боль возникла в глубине глаз, благодаря чему Гедрин узнал, что в комнате не один.
— Учитель? — раздался голос позади.
Гедрин продолжал молча сидеть перед окошком своего снятого в аренду кабинета. Он смотрел на руины, что были загнивающим портовым городом Лускан. Он видел горящие в ночи пожары на улицах, которые никто не тушил. Он слышал вопли раненых и умирающих, умоляющих о спасении, которое никогда не придет.
Таким был город, который покинули боги, в мире, который они уже разрушили.
— Учитель? — его оруженосец прошел дальше в комнату и остановился, когда наткнулся на сидящего неподвижно, словно труп, Гедрина. Гедрин медленно повернул голову, и мальчик чуть ли не отпрыгнул назад. — О, простите! Я не…
— Это не имеет значения, Дроуис. — Гедрин махнул сухой кожистой рукой, так много лет назад покрывшейся старческими пятнами. — Я знаю, час настал. Дай мне еще мгновение.
— Как пожелаете, мастер Тенеубийца.
Гедрин посмотрел бледными глазами прямо на ученика. Уже три десятилетия его глаза были полуслепы, имели выцветший, почти белый цвет. Один глаз был слеп полностью. Мальчик вздрогнул.
«Совсем не мальчик», — удивился Гедрин. Темноволосый и стройный, Дроуис был на шестьдесят лет младше Гедрина, и выглядел на тридцать зим. Это заставило Гедрина почувствовать себя старым. И это было правдой, а Гедрин никогда не пытался избежать правды.
Он мягко улыбнулся.
— Не бойся. Око видит, все будет хорошо.
— Конечно, учитель.
Гедрин заморозил Дроуиса взглядом, будто дотянулся и схватил его рукой. Теперь было легко так влиять на человека, а ведь ему пришлось пятьдесят лет учиться этому искусству.
— Око видит все, — сказал Гедрин. — ВСЕ.
Дроуис побледнел и опустил глаза вниз и в сторону. Он пробурчал что-то утвердительное или, возможно, молитву.
— Подождите мгновение, учитель, а потом поспешим. — Дроуис избегал его пристального взгляда. — Быть может, вы выпьете чая или что-нибудь съедите?
— Нет, — ответил он. — Но ты поешь. Ты молодой и должен быть сильным.
— Конечно. — Дроуис явно не собирался есть. Гедрин не удивился бы, если бы его желудок завязался в узел. — Я принесу вам вашу трость.
Гедрин изнуренно улыбнулся. Эта ночь была идеальной, чтобы передать Защитник, если конечно Дроуис накануне не решил продать учителя.
— Значит, это будешь ты, — сказал Гедрин задумчиво и так тихо, что только юстициар или опытный вор могли бы расслышать его. — Я думал о тебе лучше.
Дроуис остановился у двери.
— Вы что-то сказали, учитель?
Гедрин покачал головой.
— Только слоноголового, я думаю. Неси его сюда, потом подготовишь свое оружие. Я сейчас встану и соберусь.
— Да, учитель.
Когда парень ушел, Гедрин повернулся к окну и вздохнул.
В старом мире, до того, как Магическая Чума переписала законы магии, паладины могли почувствовать, где притаилось зло, как бы хорошо оно не скрывалось. Сейчас такая сила была по большей части утеряна смертными. Но Гедрин был пережитком того времени и хорошо помнил, как читать в сердцах людей, даже если магия молчит об этом. Дроуис попахивал тьмой — с подобной тьмой Гедрин сражался все его девяносто и пять безрадостных зим.
Нет… нет, это не правда.
Была радость в его долгой жизни, раздумывал Гедрин: вечера, когда он лежал в объятиях смуглых рук своей жены Сивгении, выискивая ее имя среди звезд, а потом, спустя годы, этой радостью был их ребенок. В теплые ночи, такие, как эта, когда Селунэ поднималась полной и яркой, он мог слышать призрачный смех на ветру и уголком глаз видеть ее красивую улыбку.