— Том Кидд тоже думал так. Он хотел спасти ее от этого греха. Он сделал добровольно то, к чему никто не мог бы принудить его: он принес клятву королю! Он думал, что тогда она уйдет от сэра Джона, но она осталась у него. Пока он не бросил ее. И тогда она стала вести жизнь мисс Келли. Отдавалась каждому, кто хотел. Она поступала так[2], не правда ли?
Он все еще недвижно и отрешенно глядел в пустоту, как будто в углу каюты видел девушку, к которой были обращены все чувства его души и теперь она должна была сломиться и погибнуть под тяжестью его обвинений.
— Это правда! — сказала Эмма беззвучно. — Но Том, если бы ты знал…
Ее речь перешла в бормотание. Он помолчал, очевидно, ожидая от нее продолжения. Потом снова заговорил:
— Том Кидд не знал ничего об этом. Их разделяли в это время моря и страны. А когда он снова увидал ее… Для него она была все еще мисс Эммой. Самой дорогой на всей земле. Оставалась она для него такой же и тогда, когда он услыхал, что она живет с сэром Чарльзом Гревиллом. Она любила его. Так она сказала ему. И Том Кидд думал, что нет ничего более высокого и святого, чем жить для того, кого любишь.
Горький смех сорвался с ее губ.
— Нет ничего более высокого и святого…
Почему она так долго слушала его? Почему она позволяла ему быть ее судьей?
Его слова падали на нее, словно удары плети, жгли ее, она истекала кровью. И все же — странно, но она даже не могла сердиться на него. Легкая дрожь еще неведомого ей, почти физического сладострастия пронизывала ее.
— Нет ничего более высокого и святого!.. — повторила она еле дыша. — Почему ты не продолжаешь? Ты же видел ее высокую и святую любовь!
Он сжал губы.
— Ну да, что было ее любовью, я узнал, вернувшись на родину через несколько лет. Я искал ее у человека, которому принадлежало ее сердце. Но она… Этот человек обеднел, терпел нужду. Ее полюбил его богатый дядюшка, отеческой любовью. Она вызвалась поехать к нему, чтобы просить за возлюбленного. Он, ничего не подозревая, согласился на это, но потом…
Вдруг она совершенно успокоилась:
— И что потом?
— Потом… дядя женился на ней. Теперь она богата, теперь она леди…
— Леди Гамильтон?
— Леди Гамильтон!
— Дочь деревенской служанки и дровосека, не правда ли? Та, которую когда-то звали Эмма Лайен, мисс Эмма, маленькая Эми!
— Маленькая Эми…
Он дрожал. С губ его сорвался стон…
Глава четвертая
Она подошла к нему. Остановилась перед ним, так близко, что ее платье коснулось его.
Он был старше ее только на четыре года, ему едва исполнилось тридцать два года. Но волосы, когда-то темные и кудрявые, были уже белыми на висках. Глубокие морщины избороздили лоб и щеки, плечи подались вперед, как под гнетом большой тяжести. А глаза…
— Ты еще ни разу не взглянул на меня, Том! — сказала она спокойно и дружески. — Я так противна тебе? Или ты боишься меня?
Он медленно обратил к ней глаза… Это был взгляд неаполитанских монахов-аскетов, когда им встречалась Эмма. Полный презрения к грешнице, проклятия греховной женской красоте. Тогда как в глубине глаз, словно за завесой, горело слабое пламя тайного желания.
— Боюсь? — ответил он вопросом. — Чего мне бояться?
— Того, что ты вынес приговор, не выслушав меня! Того, что ты поверил человеку, который оклеветал меня, хоть он поступил со мной в тысячу раз хуже, чем сэр Джон. Ведь это Гревилл нашептал тебе все это, не правда ли?
Он выдержал ее взгляд, как бы желая проникнуть в глубины ее души.
— Я пошел к нему, спросил о вас…
— И когда ты не нашел меня, ты потребовал у него ответа. Он испугался и налгал тебе.
— Он плакал…
— Да, он мастер проливать слезы. Он научился этому от своего дядюшки. И ты ему поверил. Конечно, он был беден, в затруднительном положении. Он надеялся на сэра Уильяма. Тот влюбился в меня. Как отец? Стал бы отец в безумном порыве страсти совершенно неожиданно нападать на девушку?
Том широко раскрыл глаза:
— Он сделал это?
— В соседней комнате, подслушивая, сидел Гревилл. Когда мне удалось освободиться от напавшего на меня сэра Уильяма, они постарались замять это. Это, мол, было испытание моей верности… Я любила Гревилла, верила ему. Я была так далека от подозрений, что уступила его просьбе, поехала к дяде, хлопотала перед ним о помощи Гревиллу. Ты понял, что это был новый замысел? В Неаполе я оказалась на чужбине, мне неоткуда было ждать помощи, я могла искать защиты только у нашего посла. Нашего посла — сэра Уильяма. Когда он стал преследовать меня, я написала об этом Гревиллу. Во множестве писем я умоляла его спасти меня. Наконец пришел ответ — хочешь посмотреть его?
2
См. вышедший в этом же издательстве роман того же автора «Любовь и жизнь леди Гамильтон». (