Сэр Уильям кивнул. Захихикал. Плоско пошутил.
— Бедный герцог так часто клялся в верности своей головой, что ему не следует удивляться, если ее в конце концов отняли у него.
Нельсон бросил на него сердитый взгляд. Затем обратился к Нортвику.
— Разрешите мне, милорд, ввести леди Гамильтон в курс дела. Как видите, я до такой степени нахожусь под влиянием миледи, что она даже не знает о происшедшем.
И он объяснил.
В десять часов Караччоло предстал перед военным судом. Он немедленно назвал графа Турна своим личным врагом. Но так как он не привел никаких доказательств, а Турн, сославшись на присягу, заявил о своей беспристрастности, Нельсон как председатель суда отвел возражение Караччоло. Затем Караччоло стал оправдывать свою измену тем давлением, которое оказывали на него республиканцы. Однако на вопрос, почему он не воспользовался многократно представлявшейся ему возможностью бежать на Прочиду, он ответить не сумел. Затем, видя, что дело его проиграно, он обрушился с дикими обвинениями на короля. Он заявил, что Фердинанд своим постыдным бегством первый подал пример дезертирства и государственной измены. И под конец обвинил судей в том, что они вынесли приговор заранее. Пусть, сказал он, возмездие господне падет на них, их детей и детей их детей.
Приговоренный к смертной казни через повешение, он через лейтенанта Паркинсона обратился к Нельсону с просьбой заменить ее менее позорной смертью.
— В приговоре были изложены все подробности, — серьезно сказал Нельсон. — Его должны были повесить на фок-рее «Минервы», прежде служившей его флагманским кораблем, против которого он повернул орудия. Его тело должно висеть там как предостережение у всех на виду до захода солнца, а затем будет перерезан канат, и оно упадет в море. На съедение рыбам. Дабы ничто на земле не напоминало о тех, кто попрал честь. Его судили строго по закону его же соотечественники, его же товарищи по оружию. Я не имел никакого права возражать им и вынужден был отклонить его просьбу. Я смог лишь дать ему время на то, чтобы он получил утешение от своей религии. Это свершилось, так что миледи может быть спокойна. Честь британского имени не запятнана смертью этого предателя.
Он кивнул ей, улыбнулся. И как бы демонстрируя, что совесть ничуть его не тревожит, он шутливо обратился к лорду Нортвику, повторив вопрос сэра Уильяма:
— А Мильяччо, милорд? Что он сделал, узнав короля?
— Мильяччо? Он низко поклонился. Забормотал извинения. Вложил шпагу в ножны. Сгреб деньги, поцеловал супруге ручку и исчез.
— А вы, милорд? Откуда вам это известно?
Лорд лукаво подмигнул.
— Мне рассказала об этом сама княгиня Лючия[63]. Когда я осматривал место действия…
«Палермо, 2 июля 1799.
Моя дорогая миледи!
С сердечной благодарностью получила я Ваши четыре письма и список арестованных якобинцев. Это — перечень величайших преступников из всех, когда-либо у нас существовавших. Я уже читала о печальном, но заслуженном конце несчастного безумца Караччоло. Могу себе представить, что выстрадало при этом Ваше жалостливое сердце, и тем больше моя благодарность Вам. Сегодня вечером прибыл португальский бриг «Баллон» с письмами нашего дорогого адмирала королю. В связи с ними король склоняется к тому, чтобы завтра вечером отправиться в Неаполь. Это стоит мне горьких слез и будет стоить еще больше; король не счел разумным, чтобы я ехала с ним.
Его должен сопровождать Актон, а также Кастельчикала и Асколи. Они поплывут на нашем фрегате «Сирена», эскортируемом судами «Сихорс» и «Баллон».
Теперь я вынуждена воззвать к Вашей дружбе, милейшая миледи, и просить Вас писать мне абсолютно обо всем, что только будет там происходить. Ибо все мои корреспонденты стали замолкать. Вероятно, они считают, что я больше не смогу быть им полезна, и опасаются скомпрометировать себя. Но я надеюсь, что мой дорогой друг не забудет изгнанников в Палермо.
Пусть это будет мне наукой. Ах, сердце мое переполнено. Как много могла бы я еще сказать!
Прощайте, моя дорогая миледи. Посочувствуйте мне и не забывайте меня. Я заклинаю Вас писать мне обо всем. И будьте уверены, что я от всего сердца и на всю жизнь есть и остаюсь искренне преданным и благодарным Вам Вашим другом.
Шарлотта.»
Весть о приближении короля с быстротой молнии распространилась по Неаполю. Когда он 10 июля появился на «Сирене» в заливе, бесчисленные барки окружили корабль, толпы людей всех сословий заполнили набережную Кьяйя и Маринеллы.
63
27 ноября 1814 года, через восемьдесят один день после кончины Марии-Каролины, последовавшей 8 сентября, Фердинанд вступил с княгиней после смерти ее мужа в морганатический брак.