Казалось, это была большая рыба, которую течение залива гнало к Неаполю.
Фердинанд при приближении флотилии сбежал в каюту. После сообщения Харди он вздохнул с облегчением. Затем вместе со свитой поднялся на палубу, чтобы взглянуть на диковинное морское чудовище. И в то время как остальные обменивались шутливыми предположениями, он взял подзорную трубу, принесенную капитаном Харди, и стал всматриваться в приближающийся загадочный предмет.
Внезапно он громко засмеялся.
— Наверно, парни уже с самого раннего утра пьяны, что приняли кусок дерева за рыбу. Это дерево, мачта, — он протянул трубу Эмме. — Не посмотрите ли и вы, миледи?
Эмма вгляделась.
— Я не могу полностью согласиться с вашим величеством, — сказала она шутливо. — Мне кажется, у этой штуки есть голова. А под ней я вижу что-то похожее на грудь. Если бы мы были не в Средиземном море, я решила бы, что это тюлень.
Фердинанд вскочил.
— Тюлень? Это возможно. Здесь должна водиться одна разновидность, с белым брюхом. Мне кажется, их называют тюлень-монах. Я ни разу их не видал. Капитан Харди, есть у вас на борту гарпун? Ружье — это не для морской охоты, здесь нужен гарпун. Прикажите узнать. Быстро, чтоб животное от нас не ушло!
Страстный рыбак, он сиял от радости. Не отводил от глаз подзорной трубы.
— В самом деле, я думаю, леди Гамильтон права. Голова, грудь — это может быть только тюлень. Похоже, животное ничуть не боится. Вы только взгляните, как оно к нам плывет. Харди! Харди! Где же он с гарпуном?
Он посмотрел на трап, ведущий на палубу. Но так как капитан все еще не появился, он снова стал наблюдать за животным.
И вдруг он выронил подзорную трубу и протянул руку, словно отгоняя кого-то. Смертельная бледность разлилась по его лицу. Широко раскрытыми глазами он уставился на темное тело на воде.
Странный пловец медленно подплывал к катеру… ближе… ближе…
Он встал в волнах, поднявшись из воды по грудь. Ничто в нем не шелохнулось. Его белые волосы блестели на солнце.
Голова его слегка откинулась назад, так что лицо было полностью освещено. Оно было бледным и застывшим, восковое мертвое лицо. Подбородок, низко опущенный, оттянул губы книзу и лежал на сильно вытянутой шее, вокруг которой вилось что-то, похожее на оборванный конец веревки. В широко раскрытом рту видны были крепкие зубы, черный язык. И глаза… эти страшные, смотрящие в небо глаза.
— Караччоло! — закричала в ужасе Эмма, ухватившись за Нельсона. — Караччоло! Ведь это он?
Воцарилась жуткая тишина. Все, замерев, не спускали глаз с покойника. Каждому казалось, будто к нему, к нему одному обращен немой вопрос, рвущийся из открытого, как в последнем крике, рта, укоряющий взгляд угасших глаз.
Не в силах шевельнуться, стоял и Фердинанд. Двигались только его губы, судорожно, как бы в поисках слов, которые нарушат тягостную тишину.
Внезапно эти слова вырвались у него. Словно вой избитого животного.
— Что тебе надо от меня? Что тебе надо от меня, Франческо? Что тебе надо от меня?
Казалось, по лицу покойника промелькнуло нечто, похожее на насмешливую улыбку. Он медленно повернулся и поплыл дальше. К Неаполю.
Дон Гарано приблизился к королю.
— Душа казненного испытывает муки, ибо его тело должно, не зная покоя, странствовать по морям. Караччоло явился просить ваше величество о погребении в освященной земле.
Словно лишившись рассудка, Фердинанд осенил себя крестным знамением.
— Погребение, погребение? Он должен быть погребен!
Духовник короля отошел с низким поклоном, в то время как сэр Уильям обратился к Фердинанду. В его глазах блестела насмешка, но голос был ласков.
— Вероятно, дон Гарано правильно все объяснил, государь. Однако это происшествие можно истолковать и по-иному. Душа Караччоло стонет под тяжестью своих грехов и не может найти покоя, пока не получит их отпущения. Потому-то она и послала сюда тело. Чтобы просить у вашего величества прощения за совершенное предательство.
Король снова перекрестился.
— Вы так думаете, вы так думаете? Он ждет прощения? Пусть он его получит, пусть! — Захлебываясь словами, он выкрикивал вслед Караччоло: — Я прощаю тебя! Слышишь, Франческо? Я тебя прощаю!
Запинаясь, он приказал Актону послать к рыбакам Санта Лючии, поручить им извлечь тело Караччоло из воды и передать его священнику собора Сант Мария ла Катена для погребения.
Он хотел спуститься в каюту, но у него подгибались ноги. Он вынужден был ухватиться за перила, чтобы не упасть.