У Эммы появилась одна мысль. Она быстро подошла к Фердинанду и предложила ему руку. Отвела его вниз. Расстегнула на нем сюртук, чтобы он не задыхался. Принесла ему освежающий напиток.
Он позволял делать с собой что угодно. Был как беспомощное дитя и дрожащим голосом благодарил Эмму.
Тогда она решилась. Упала перед ним на колени. И просила даровать жизнь Чирилло.
Он долго противился. Наконец, так как она не сдавалась, напоминая ему обо всех услугах, которые Чирилло как врач оказывал королеве, королевским детям, ему самому, он уступил. Обещал помиловать. Но поставил одно лишь условие.
Чирилло должен был принести публичные извинения. Признать свое преступление. Отречься от якобинцев.
Вечером она рассказала это Нельсону и просила его позволить ей поговорить с Чирилло.
На какое-то мгновение проблеск улыбки мелькнул на его мрачном и строгом лице. Не стонала ли втайне его душа под гнетом кровавых расправ? Он сразу же приказал Харди освободить заключенного от оков и незаметно провести его в каюту.
Час спустя вошел Чирилло.
Эмма вскрикнула, увидав его. Ах, во что превратили прошедшие недели его благородное, одухотворенное лицо филантропа, его узкие тонкие руки врача-чудодея, его высокий прямой стан полного сил мужчины!
Ослепленный ярким светом в каюте, он сразу остановился около двери. Молча, с опущенной головой. Лишь когда Эмма бросилась к нему, он поднял глаза.
— Вы, миледи?
Его мягкий голос разрывал ей сердце. Остановившись перед ним, она разразилась слезами. Протянула к нему руки, но не осмелилась коснуться его. Боялась причинить боль его израненному телу.
— Чирилло, Чирилло…
Он тихо покачал головой.
— Не надо плакать, миледи. Разве я вам не говорил постоянно, что вы не должны волноваться? А лорд Нельсон? Он чувствует себя лучше? Вы ведь знаете, что после Кастелламаре…
Нельсон вышел из темного угла, в котором он до сих пор стоял.
— Я здесь, дон Чирилло.
Чирилло вздрогнул. Сделал движение, как будто хотел обратиться в бегство. Затем опомнился. Медленно подошел ближе и внимательно посмотрел на Нельсона.
Словно какая-то тень промелькнула в его глазах.
— Боюсь, я больше не смогу быть вам полезным, милорд. У меня пропали все мои инструменты. А мои руки…
— Я велел привести вас не для того, чтобы вы лечили меня, дон Чирилло. Миледи пожелала говорить с вами. Но если вы позволите, я останусь здесь.
Слабая улыбка тронула губы врача.
— Однако если миледи хочет посоветоваться со мной…
Неужели он всегда думал только о других и никогда о себе самом? Эмма почувствовала мучительное нетерпеливое желание все ему сказать. Но он так слаб, не повредит ли ему радость?
— Речь идет не обо мне, Чирилло. Я хочу сделать вам предложение. Но сперва… не правда ли, вы примете приглашение поесть со мной, как в прежние времена? Вы ведь знаете, при этом легче идет беседа.
Она отошла в сторону и указала ему на накрытый стол, стоявший в соседней комнате. Она заботливо подготовила трапезу. Выбрала легкие блюда, легкое вино — то, что годилось полуголодному человеку. Постелила на стол ослепительно белую скатерть, положила среди тарелок розы, зажгла нежно-розовую лампу, уютно бросавшую на все мягкий свет.
Из груди Чирилло вырвалось что-то похожее на крик. В его глазах сверкнула радость. С жадностью протянув дрожащие руки, он бросился к столу, выхватил из корзинки хлебец и хотел спрятать его на груди.
Затем как бы опомнился. Медленно вынул его и нерешительно положил на край стола.
— Нет, мне нельзя есть. Я знаю, у вас добрые намерения. Но это напомнило бы мне о том, что было когда-то. Я человек, я слаб и могу поддаться искушению. А мне понадобятся все мои силы, когда придет последний час.
Не лишился ли он рассудка среди ужасов гражданской войны, в муках неволи? Что-то шепча про себя, он отодвинулся от стола. Крепо зажмурил глаза, словно для того, чтобы больше туда не смотреть.
Коснувшись его руки, Эмма удержала его.
— Последний? А если не будет последнего? Если все будет хорошо?
Он вздрогнул. Остановился. Сразу открыл глаза.
— Капитуляция осуществится? Король согласился?
— Не капитуляция, Чирилло. Он хочет помиловать вас. Если вы исполните то, что он требует.
И она в немногих словах все ему разъяснила. Там на столе письменные принадлежности, сказала она. Ему надо написать лишь несколько слов: что он сожалеет о происшедшем, просит простить его, признает свои республиканские заблуждения. И тогда уже завтра он будет на свободе. Сможет идти, куда захочет.