Для Эммы наступили тяжелые времена.
Чтобы не скомпрометировать ее еще сильнее, Нельсон покинул их общее жилище. Больше не осмеливался показываться с ней публично. Появлялся очень редко, только когда знал, что она одна.
Напротив, сэр Уильям настаивал на том, чтобы жить на широкую ногу. В награду за свою тридцатилетнюю службу он надеялся получить титул пэра Англии. Он снял на Пикадилли роскошный особняк, принимал своих старых друзей, устраивал для них, членов палаты лордов и придворных, пышные празднества.
Эмма должна была с улыбкой играть роль любезной хозяйки, демонстрировать гостям свои знаменитые «живые картины», петь валлийские песни. В то время как ее пронизывала боль и смертельный страх.
Ребенок…
Еще несколько недель, и он появится на свет.
Но она должна была это скрывать. Ей приходилось шнуроваться так, что у нее нередко перехватывало дыхание и сердце готово было остановиться.
Первого января Нельсон стал вице-адмиралом синего флага, а девятого он получил приказ незамедлительно отправиться в Плимут, принять командование на корабле «Сан Джозеф» и присоединиться к флоту лорда Сент-Винсента в Торбее.
Он пришел к Эмме растерянный. Сетовал на свою опрометчивость, на непредусмотрительность, так как оставлял ее одну в тяжелую минуту. Не знал, что ему делать.
Она с улыбкой успокаивала его. Говорила, что все предусмотрела, разработала прекрасный план и уже предприняла необходимые шаги для его осуществления.
Когда роды станут приближаться, она скажется, что у нее лихорадка, уйдет в свою комнату, будет лежать в постели. Сэр Уильям занимает другой флигель особняка и уже давно не посещает ее без предварительного доклада. Он ничего не заметит.
Мать — крестьянка и, значит, в достаточной мере подготовлена к тому, чтобы заменить повивальную бабку.
Как только эти недели будут позади, Эмма передаст ребенка одной женщине, которая обязалась заботливо его растить и хранить молчание.
Эмма давно знает эту миссис Гибсон[71] как женщину ловкую, которой вполне можно доверять, если хорошо ей платить.
Тем не менее Эмма была осторожна. Она сказала миссис Гибсон, что договаривается с ней по поручению одной своей подруги, некоей миссис Томсон, которая вынуждена утаить от своего мужа плод грешной любви к одному молодому морскому офицеру.
Разве не наилучшим образом она все устроила, чтобы сохранить тайну?
Нельсон может также воспользоваться этой выдумкой, чтобы переписываться с Эммой без опасений, что это станет известно. Поэтому Эмма и сделала возлюбленного миссис Томсон морским офицером. Как Эмма якобы покровительствует миссис Томсон, так он — ее возлюбленному, который якобы служит на корабле Нельсона. И от имени этого молодого человека он может совершенно спокойно писать Эмме, как будто пишет миссис Томсон. Если даже одно из этих писем и попадет в чужие руки, истина все-таки останется скрытой.
Избавленный от всех забот, он с восторгом согласился.
13 января он отбыл в Плимут.
В последний момент он еще раз пришел к Эмме и показал ей письмо, в котором сообщал леди Нельсон свое решение расстаться с ней навсегда.
«Лондон, 13 января 1801.
Дорогая Фанни!
Бог свидетель, ничто в тебе и в твоем поведении не дает мне права порвать с тобой. Тем не менее я вынужден тебя оставить. Я не могу поступить иначе.
Я сделал все, что в моих силах, чтобы обеспечить тебя[72]. Ты в этом убедишься, когда я умру. Единственное мое желание — быть предоставленным самому себе…
Желаю тебе счастья в твоей дальнейшей жизни.
Преданный тебе Нельсон и Бронте.»
Глава тридцать шестая
Ребенок родился в ночь на двадцать девятое января.
Еще охваченная дрожью после перенесенных страданий, Эмма набросала Нельсону на листке бумаги несколько строк и дала матери письмо для отправки.
Он сразу же ответил.
«Плимут, 1 февраля 1801.
Моя дорогая миледи!
Я думаю, что друг дорогой миссис Томсон с ума сойдет от радости. Он плачет, молится, делает тысячи глупостей. И при этом бедняга не осмеливается признаться, что именно его волнует. Я — единственный, с кем он может говорить откровенно. Он поклялся еще сегодня выпить за Ваше здоровье бокал вина, и накажи меня Бог, если я не сделаю то же самое, вопреки всем врачам Европы; потому что никто не предан ему больше, чем я. Вы — милый ангел, и Ваша доброта и участие к бедной миссис Томсон еще увеличивает мое уважение к Вам.
72
Он назначил ей 1600 фунтов стерлингов в год, больше половины своего дохода, в качестве пенсиона, с которым она и возвратилась в Брайтон. (