Кристина промолчала, но не потому, что считала подозрительность излишней, напротив, в глазах мужчины она увидела то, что подтверждало опасения Янниса. Однако сейчас важно другое: она спасет умирающего и тем самым докажет преданность семье, которая приняла ее в трудный период жизни.
Началась одна из самых невероятных недель в жизни Кристины. Несколько раз в день она навещала англичанина, в ее отсутствие Яннис проверял, выпил ли тот приготовленные отвары. Чувствуя себя очень глупо, она выполняла приказ короля и читала ему газеты. Через два дня то, что изначально казалось утомительной обязанностью, превратилось в увлекательный ритуал. Ей стало важно, чтобы мужчина выжил, и совсем не потому, что так желал король. За его жизнь она сражалась с той же одержимостью, – какой лечила бы Ари или его величество.
Кристина изменила отношение к раздражавшей вуали, оценив ее пользу. Как ребенок, уверенный в том, что с закрытыми глазами становится невидимым для окружающих, она пряталась за ней и изучала больного, не беспокоясь, что он увидит, как она вглядывается в его холодные глаза. Защищенная куском ткани, она могла не отводить взгляд и полностью удовлетворить свое женское любопытство. Она не выглядела как служанки, стыдливо прятавшие взгляд всякий раз, когда приносили в комнату еду и питье.
– Ах, он прекрасен, как Аполлон, – вздыхали они, закатывая глаза. – Посмотри на эти плечи…
Кристина старалась не слушать их болтовню на греческом и не думать о том восторге и интересе, какой вызывала внешность ее подопечного.
Через неделю пульс стал ровнее, с лица исчезли лихорадочные пятна. Как-то раз, читая газету, она заметила, что губы его шевелятся, словно он пытается высказать свое мнение об услышанном. Статьи о политике заставляли его хмуриться, светские новости он слушал, чуть приподняв верхнюю губу. Живее всего англичанин реагировал на объявления из колонки, к которым она перешла, покончив со всеми остальными разделами. В этом было что-то трогательное; осколки драматических событий, подробности которых ей никогда не станут известны. Сама того не замечая, она принялась обсуждать их с англичанином.
– Вот, послушайте. Сколько страсти. «Обращение к М.А.». Мария, возможно. Или Маргарита? Так интереснее. Вот, он пишет: «По-твоему я этого заслуживаю?» Все заглавными буквами. Любопытно, это стоит дороже? Так, дальше: «Разве это по-доброму? Разве справедливо? Если ты не ответишь мне до среды, я вырву тебя из сердца и уничтожу воспоминания о твоей улыбке. Орландо». Объявление опубликовано три недели назад, среда уже прошла, а мы так и не узнаем, нашла ли Мария Орландо или выбрала кого-то не столь вспыльчивого. По моему мнению, жизнь с человеком, выбравшим заглавные буквы, может быть утомительной. О боги, вот еще хуже! «Для П. Если бы ты знала, в каком я горе и отчаянии, ты не подняла бы на меня глаз. С тобой мне легче пережить любые трудности. Оставшись один, я стал слабым. Малейшее проявление сочувствия могло бы исцелить боль. С.Б.» О боги. Что ж, очень смело так открыто говорить о своей боли, хотя я, пожалуй, никогда бы не смогла написать подобное.
– Нытик.
Газета едва не выскользнула из ее рук. Кристина окинула взглядом комнату в поисках источника звука и только потом осознала, что это произнес англичанин. Он действительно очнулся. Не бредил, как несколько раз за неделю, а говорил и смотрел осознанно. Более того, взгляд был острым, словно клинок.
– Черт возьми, где я?
Кристина не сразу смогла ответить. Пульс стал таким же частым, как у больного в лихорадке.
– На Иллиакосе, – наконец произнесла она.
– Илли… Черт, вспомнил. Шторм. В нас стреляли.
– Решили, что вы пираты, – добавила Кристина. Вполне миролюбиво, помня о приказе короля.
– Мы шли под флагом Мальты, это же ясно как день.
– Да, но он был совсем не ясным. Этот день.
Мужчина пошевелился и застонал.
– Да. Помню. Страшный туман. Мы сели на мель. Почему ты читаешь колонку объявлений? К тому же вслух.
– Король Дарий приказал читать вам английские газеты. Полагал, что это поможет вам прийти в себя.
– Эта чушь кого угодно заставит очнуться. Не представлял, что люди могут писать такое.
– Для них это не чушь. Каждый, кто решился открыто говорить о чувствах, заслуживает уважения за смелость, хотя подобный поступок можно и не одобрять.
Губы мужчины шевельнулись и слегка растянулись в улыбке. Это был первый раз, когда она видела эмоции на его лице, и пульс, едва выровнявшись, опять пустился в галоп.
– Я сейчас и собой не очень доволен, потому не претендую на право судить других.