— Если он только взглянет на нового садовника, то взорвется, — сказала она, хихикнув так, как делала это в детстве.
Хелен снисходительно проговорила:
— С каких это пор Гари стал интересоваться садом?
— Не садом — тобой. Том смотрит на тебя, как на женщину. Гари же думает, что ты бесполая, и что ты существуешь только для его пользы.
Хелен нервно засмеялась, невольно вспомнив, что она почувствовала в саду.
— У Гари сейчас другой период. Он скоро перестанет относиться ко мне, как к своей собственности. Возможно это произойдет, когда он встретит девушку и влюбится в нее.
— Может быть, — произнесла Одри, пожав плечами. — Но он может вспылить, если заметит, как Том смотрит на тебя… и как на него смотришь ты.
Хелен постаралась скрыть свое смущение. Казалось, что рухнула ее спокойная жизнь, которую она всегда контролировала. И этот контроль был ее защитой. Но внезапно все изменилось. И ей мучительно захотелось сказать каждому — своей дочери, Алтее Филлипс, всему миру — чтобы оставили ее в покое. Она больше не хотела жить такой жизнью. И хотя она знала, что у нее на это не было причин, но она чувствовала, что все это началось в тот момент, когда она увидела в зеркале глаза этого незнакомца.
3
Хелен прикоснулась к желтым розам, стоявшим в огромной вазе в холле. Дом благоухал розами. У нее всегда были свежие цветы, но сегодня они заполнили весь дом.
Вчерашняя вечеринка удалась на славу. Закуски были изысканными, а вино превосходным. «Эта вечеринка ничем не отличалась от сотни других вечеринок прошлых лет, — размышляла Хелен, — те же люди, те же разговоры». Она отвернулась, раздраженно пожимая плечами от своих мыслей. Даже несмотря на то, что она немного скучала на вечеринке, она оценила усилия ее прислуги. Она уже поблагодарила Петти и Арнольда. Теперь она хотела бы сказать Джо и Тому, что цветы, принесенные ими, обеспечили успех ее вечеринки. Но она откладывала это из-за Тома. Он уже неделю работал с Джо. И уже целую неделю она наблюдала за ним из тени балкона.
Почти каждый вечер он сидел на пороге своего трейлера, тихо наигрывая на гитаре. Иногда Петти и Арнольд, или одна из горничных, присоединялись к нему. Но, казалось, для него не имело значения, слушает ли кто-нибудь его игру.
Она нахмурилась. Что в нем было такого, что притягивало к нему людей? Она соглашалась с тем, что в нем был определенный шарм, но он также был и безответственным бродягой, человеком, которого следует избегать. Именно это Хелен и собиралась делать.
Уже одного его присутствия в ее доме было достаточно, чтобы разрушить ее обычный образ жизни. Время от времени она вдруг обнаруживала, что стоит у окна и наблюдает за ним. Казалось, что он испытывает отвращение к одежде. В первый день своей работы он был одет в футболку и джинсы. Затем он сменил джинсы на поношенные шорты и рубашки без рукавов. Наконец, он вовсе снял рубашку. Хелен не знала, сколько ему лет — где-то от сорока до пятидесяти — но было что-то неприличное в том, что человек в его годы казался таким вызывающе сексуальным.
«Да, определенно его следует избегать» — подумала она, нахмурив лоб. Но она уже слишком долго его избегала. Том так же много работал, как и Джо, чтобы принести цветы из оранжереи и подготовить сад к вечеринке. Он заслужил ее благодарность.
Глубоко вздохнув, Хелен вышла на улицу, пройдя через французские двери на террасу. Она сразу же увидела его. Он поправлял клумбу с фиалками, помятую неосторожным гостем.
Она неохотно подошла и стала за его спиной.
— Том, — позвала она, тщательно себя контролируя.
Он оглянулся.
— Миссис Галлахер? — произнес он в ответ. Его лицо ничего не выражало, но она подозревала, что про себя он опять посмеивается над ней.
Она уставилась в пространство над его головой.
— Я хочу поблагодарить вас за хорошую работу в саду. Мои гости вчера очень лестно отзывались о саде.
— Благодарю, мэм.
Что-то в его вежливом ответе заставило взглянуть на его лицо. Хелен знала, что должна уйти, но вдруг, скорее себя, чем его, она тихо спросила:
— Почему мне постоянно кажется, что вы посмеиваетесь надо мной?
Покачиваясь на каблуках, он пробежал по ней взглядом, задержавшись на ее розовой шелковой блузке и белых полотняных широких брюках, как будто обнаружил, что там чего-то не хватало.
— Я совсем не насмехаюсь над вами, — поправил он. — Я бы вообще не так поставил вопрос. — Он широко улыбнулся, — скажем так, ваша стерильность интригует меня.
— Стерильность? — ей не понравилось это слово. Она почувствовала себя оскорбленной.