— Действительно, — подхватил Стефан, — тысячи надоевших друг другу супругов, грустные картины семейного разлада подтверждают эту ложную пословицу, служат живым примером того, что брак — могила для любви. Пресыщение, взаимная неприязнь, а чаще — взаимное безразличие супругов привели к тому, что люди решили: иначе быть не может, — и для поддержания семьи, этой опоры общества, вместо «супружеской любви» стали употреблять выражение «супружеский долг». Скованные долгом пары, как волы в ярме, лениво, со скукой влекутся по жизни, и горе гордецу, который вздумает освободиться от этого ярма. Такой порядок вещей кажется естественным, он никого не удивляет, не привлекает ничьего внимания, и если между людьми, которых связывает лишь долг, разыгрывается болезненная драма охлаждения друг к другу, — она протекает тихо, незаметно, приглушенно, и ее старательно скрывают от взора посторонних. Установилось мнение, будто так и должно быть. Но от внимательного взгляда не укроется, что этот порядок вещей неестествен и надо добраться до источника зла.
— Источник зла! — воскликнул доктор. — По-моему, общего источника нет; это зависит от многих причин и обстоятельств.
— Конечно, — согласился Стефан, — тут и неправильное воспитание, и принуждение, и страсти, порой ослепляющие людей. И все же главная причина семейной драмы — отсутствие у супругов общих взглядов, общих интересов и целей. Первое горячее чувство со временем проходит, и, когда пьянящий напиток выпит, остаются пустота, скука да отчуждение. Вот тогда-то и призывают на помощь долг. Одни склоняются перед ним и молча страдают, приносят в жертву жар сердца и радость жизни, другие либо громко бунтуют и гибнут, осуждаемые всеми, либо тайком предаются страстям, обманывая людей и близкое существо. Иначе дело обстоит с теми, — продолжал, все более оживляясь, Стефан, — чье существование осмысленно, кто трудится и стремится рука об руку к общей цели. Когда время охладит первый пыл, вместо него появится чувство глубокой привязанности, скрепленное приверженностью общим идеям, просветленное воспоминаниями о минутах счастья и взаимной благодарностью за них. Любовь, изменив форму, не исчезает совсем и продолжает приносить радость. И супругам не нужно взывать к долгу, их жизнь течет спокойно среди неотделимых от нее забот и трудов. Только при этих условиях можно создать семью, которая будет служить опорой общества.
Регина молчала, опустив голову, всем существом вслушиваясь в слова говорящего. Она лишь изредка поднимала глаза, в которых светилось глубокое убеждение.
— Я совершенно согласна с паном Равицким, — отозвалась пани Зет. — А вы? — обратилась она к Регине и доктору.
— Такого рода взгляды — результат опыта и наблюдений над превратностью судьбы, — ответила Регина. — Я полностью разделяю их, и меня радует, что это сходится с вашим мнением.
Тут хозяйка с беспокойством взглянула в окно.
— Доктор, — сказала она, — пойдемте, приведем из сада девочек. Ванда сегодня слишком много гуляла, не повредит ли ей это?
— Я как раз собирался вам это сказать.
— Как себя чувствует Ванда? — спросил Стефан.
— Не хуже и не лучше, — ответила пани Зет. — Она ходит, даже бегает и смеется; ведь по натуре это прелестный ребенок, и недуг нисколько не ожесточил ее. Но все та же пугающая бледность, кашель, боли в груди. Тяжкое горе послала мне судьба, — добавила она с грустью.
— Может, молодость победит болезнь, — в утешение ей сказала Регина.
— Я надеюсь, — молвила пани Зет, — но меня охватывает смертельный ужас всякий раз, как я подумаю, что ее мать, моя бедная дочь, угасла совсем молодой от той же болезни.
В глазах старушки блеснули слезы, а озабоченный доктор поспешно произнес:
— К чему предаваться мрачным мыслям? Лучше давайте возьмем Ванду, пусть она отдохнет.
Они вышли в сад. Стефан и Регина остались вдвоем.
Регина встала у открытого окна, а Равицкий молча остановился подле нее.
Среди зелени голубыми облачками мелькали платья двух девушек, а рядом на фоне кустов изредка выделялся темный сюртук сопровождавшего их мужчины.
Под окнами, на клумбах, в золотистых лучах солнца покачивали пестрыми головками гвоздики, резеда и маргаритки, распространяя благоухание по всему саду.
— Я рад, — как бы отвечая на последние слова Регины, произнес Стефан после минутного молчания, — что мы с вами сходимся во взглядах на жизнь. Меня только удивляет… — И, словно затрудняясь закончить свою мысль, он остановился.
— Что? — спросила Регина, смело поднимая на него вопрошающий взор.
— Меня удивляет, — закончил Стефан, — что вы еще совсем молоды, и у вас столь зрелые суждения.