Я вернулась домой и, пройдя несколько комнат, услышала голос мужа и увидела его: он разговаривал с человеком в охотничьем костюме, который стоял перед ним в почтительной позе.
Альфред объяснил мне, что это главный лесничий, который устраивает охоту и наблюдает за псарней. После этого он снова вернулся к разговору о лесах, зверях, возможной охоте, но больше всего его интересовали собаки: борзые, легавые, гончие, таксы.
Мне было скучно слушать этот разговор, но, полагая, что они скоро кончат, я села и стала терпеливо ждать. Я почти ничего не слышала, любуясь мужем, который прохаживался по комнате. Отчет о лесах и собаках подходил к концу, когда дверь отворилась и вошел человек в не менее живописном одеянии. Обращаясь ко мне, Альфред сказал, что это конюх. Лесничий ушел, и с новоприбывшим начался разговор о лошадях: упряжных, верховых, рабочих, английских, арабских, русских… Конюх заверял, что конюшни в порядке, кони здоровы, но Альфред подробно расспрашивал о Милорде, Леди, Турке, Стрелке и т. д. Разговор окончательно мне наскучил, и, перестав даже наблюдать за мужем, я отворила окно. Закат был прекрасен, ярко-алая полоса окаймляла горизонт, а на небе кое-где уже сверкали звездочки. В лицо мне ударила волна теплого ароматного воздуха. Я смотрела на небо, на обширный, ровный, зеленый двор с симметрично посаженными кустами и, ни о чем не думая, вдыхала теплый вечерний воздух. Не знаю, как долго это продолжалось, но я почувствовала, что меня обнимают. Я обернулась. Конюх исчез, я была в объятиях Альфреда.
— Альфред, смотри какой чудесный вечер, давай пройдемся по саду.
— Нет, — широко зевая, ответил муж, — я устал с дороги и хочу спать. — Он еще раз поцеловал меня и направился к себе в комнату, бросив на ходу: — К чаю прикажи меня разбудить.
Он вышел, а я снова в одиночестве спустилась по мраморным ступеням в сад. Медленно пройдя по аллее, я остановилась на берегу озера. Передо мной открылась живописная картина, исполненная величественного покоя и грусти: тихая водная гладь, небо, наполовину затянутое вечерними сумерками, темнеющие вдали деревеньки, возносившие под облака кресты церквей. Я стояла на берегу и думала. Мои мысли были беспорядочны, они убегали к самому горизонту и наконец задержались на белеющей во мраке усадебке.
«Там, наверное, живет счастливая чета, — подумала я, — и в этот час они гуляют по берегу озера, которое плещется у стен их тихого дома, и, очарованные чудным вечером, беседуют о красоте природы и о своей любви». Мне тоже захотелось вот так поговорить. Грустная, села я у самой воды. «Почему здесь нет Генрика, — думала я. — С ним так хорошо беседовать!» Прошло всего несколько дней после свадьбы, а я уже тосковала по брату! Что же будет дальше?
Утром меня разбудили шум и конское ржание. Быстро одевшись, я выбежала во двор и увидела Альфреда, а перед ним несколько слуг, которые держали оседланных и неоседланных лошадей.
— Смотри, Регина, — сказал муж в ответ на мое радостное приветствие, — какие великолепные лошади!
Я побаивалась лошадей, но верховые кони моего мужа действительно были великолепны, и я с удовольствием стала их разглядывать. Когда же Альфред вскочил на коня и сделал круг по двору, я снова залюбовалась его красивой фигурой. Прямой, сильный, он словно сросся с лошадью, на которой сидел.
— Альфред, научи меня ездить верхом, — попросила я, когда он спешился и стал рядом со мной.
Тотчас же вывели маленькую арабскую кобылку-полукровку вороной масти, и начался урок верховой езды. Через час я без помощи конюха уже сделала круг по двору на хорошо объезженной Стрелке и, усталая, вернулась домой. Вернулась одна, так как Альфред поехал осматривать свои табуны. Возвратился он после полудня и ушел к себе спать, а вечером, когда мы увиделись, разговор не клеился, и я, как накануне, одна пошла помечтать над озером. Альфред опять совещался с лесничим, конюхом и псарями.