На лестнице послышались шаги, и Катарина ввалилась в пустую спальню. Она заметила Нику и робко улыбнулась.
– Почему ты не идешь на ужин?
Ника открыла рот, но слова не шли, она бросила:
– Я ухожу.
– Посреди ночи? – удивилась подруга.
– Да.
Молчание.
– Сбегаешь?
Ника подняла глаза, сероватое лицо девушки изменилось до неузнаваемости. Глаза сияли подступающими слезами, а губы сжаты в тонкую линию.
– Получается, что так, – повторила Ника.
Катрина боролась с подступающими слезами.
– Куда? Ты решила бежать к морю? Но это форменное безумие, Ника…
– Я не знаю…, – Ника поднялась с кровати и подошла ближе. – Катарина, я буду скучать.
– Ты не можешь бросить меня, – горячие слезы потекли по щекам.
– Катарина…
Ника отошла от девушки на шаг. Та выглядела непривычно живо – лицо наполнилось красками, бесцветные щеки алели.
– Ты можешь отправиться со мной! – глаза Ники загорелись. – Мы можем пойти вместе! Отправиться к морю. Или в горы! Куда захотим!
– Я… я не могу, – Катарина сникла и села на кровать. – И ты сама это знаешь.
– Неправда! – Ника присела рядом, и положила руки на плечи подруге.
– И тебе нельзя ехать! Если сюда едут разрушители, то вокруг может быть опасно! Ника, это не веселая сказка! Ты погибнешь!
– Нет, Кат! Нет! Для меня тут больше ничего нет…
– Я помогу тебе сдать экзамены, будем учиться вместе, – Катарина протерла глаза рукой.
– Дело не в учебе! – Ника обняла подругу, а та положила голову той на плечо. – Мне пора… Я буду скучать.
– Не будешь, – слезы высохли, но красные глаза Катарины следили за лицом Ники. – Вы все покидаете меня навсегда… Но я могу помочь тебе!
Она залезла под кровать и подняла матрас, под которым небольшой сверток из грубой ткани. В нем несколько тонких листов, густо испещренных мелкими символами. Катарина достала один из них, выхватывая бумагу двумя пальцами.
– Что это?
– Это карта предгорий, которую составил отец… Он был следопытом, исследовал горы, прилегающие местности и предгорья. Волшебники забрали его и все, что касается гор, ведь он – единственный, кто составлял карты тех мест… Волшебных и опасных.
«Волшебных и опасных» – пронеслось эхом у Ники в голове, и она заново оглядела подругу. Впервые та рассказала о родителях. То есть Ника знала, что Катарина – сирота, как и она сама, но это не редкость – после кровавого переворота и войн, следующих за ним, многие не досчитались отцов или матерей. Вербовка шла и в здешних землях, довольно отдаленных от границы. Дочь единственного картографа, отваживающегося подниматься в горы, казалась самой заурядной запуганной девочкой, слишком заурядной даже для Мунгуса, царства серости и однотипности.
– Катарина, – только выдавила она. – Я… я… Я не могу это принять!
– Тебе карта пригодится больше, чем мне, – мрачно усмехнулась девушка. – Может быть она позволит тебе выжить? И однажды я услышу о тебе.
На глазах Ники проступили слезы, и резким движением она сгребла Катарину в объятия.
С тяжелым сердцем она оставила Катарину и разбросанные по полу лекции. Лямка сумки впивалась в плечо, и немногочисленные девочки бросали ей вслед удивленные взгляды. Она не обращала внимание, лишь ускорила шаг. Сердце выпрыгивало из груди, голова шла кругом.
Ника не зашла в гостиную – она скользнула к заднему крыльцу, минуя мрачные темные силуэты кроватей и столов. Задняя дверь обычно закрыта, но сейчас девушка без труда открыла ее, и оказалась на улице.
За время ее отсутствия темнота успела окутать все холодом, и Ника накинула на плечи теплую шаль, борясь с предательской дрожью. Пару минут она переминалась с ноги на ногу.
Из плотной темноты вынырнула фигура смотрительницы, в руках плетеная корзина.
– Тут немного хлеба, печеной картошки и крупы, – сказала она шепотом. Ника вздрогнула, подхватывая тяжелую ношу.
– Спасибо, Вороса, спасибо, – пролепетала она в ответ и потянулась обнять добрую женщину.