Разные то были пятна — от совсем крохотных и тусклых, будто звезды на небе, до крупных и ярких. А одно пятно оказалось просто огромным: когда Равенна повернулась в его сторону, эта красная, подрагивающая махина заняла треть обзора.
Определенно, амулет мастера Бренна оказался очень чувствительным.
— Нам… туда, — слабым голосом проговорила Равенна, указывая правой рукой в сторону этого, самого большого, из красных пятен. Левая рука меж тем уже тянулась к диадеме, торопясь ее сорвать. Увы, возможность видеть то, что незаметно простым смертным, имела обратную сторону — и далеко не безобидную.
Когда мир снова вернулся к привычному виду, волшебница не сдержала вздоха облегчения. И вся четверка двинулась в ту сторону, куда она указала.
Добрались до пещеры быстро и без заметных трудностей. Днем-то гулять по лесу было всяко легче и веселее, чем в сумерках, не говоря уж про ночь. Да и мертвяки не разгуливали. То есть свою часть сделки некромант Лир выполнил.
— И что теперь? — спросил Освальд уже у входа в пещеру.
— Я иду внутрь, — сообщила Равенна, — если история, рассказанная Лиром — правда, если тут действительно раньше было капище, должны остаться следы… что-то, что могло бы рассказать о творившихся здесь ритуалах…
— Гадость тут всякая творилась, — сказал бывший вор.
— …и о волшбе, удерживающей Скверну, — продолжала волшебница, его реплику начисто игнорируя, — а значит, и подсказать, что дальше со всем этим делать. А вы подождите здесь.
Повесив на шею амулет для защиты от Скверны, она решительно шагнула к входу в пещеру… но сразу, осекшись, остановилась.
— Мне нужен факел, — проговорила Равенна затем, и голос ее звучал обескураженно, — ну и кто-нибудь, кто будет его держать.
— Для тебя — что угодно! — расплывшись в улыбке, отозвался Освальд.
— Сиградд, пожалуй, ты… — снова как будто не заметила его слов волшебница, — и амулет не забудь.
У входа в пещеру амулет, формой похожий на человечка с раскинутыми руками, был чуть теплым — ровно настолько, чтобы кожей не чувствовался холод металла, из которого он был сделан. Зато едва дневной свет сменился темнотой, кое-как отгоняемой огнем факела, как Равенна тихонько и непроизвольно охнула: «человечку» хоть и все еще было далеко до угля, только что выпавшего из печки, но нагрелся он быстро. Заметно и почти мгновенно.
А вот Сиградд, казалось, никаких перемен в своем амулете не ощутил. Хотя чему тут удивляться: некоторые крестьяне до сих пор верят, что северные варвары не из костей и мяса сделаны, но из камня. Конечно, Равенна знала, что это не так, что это чушь — кому, как не ей, целительнице, знать, что все люди одинаковы. Но успев познакомиться с одним из воителей-северян, понимала теперь, что сказки эти отнюдь не лишены оснований. Ибо в стойкости, несокрушимости… как и в способности выражать чувства тот же Сиградд ненамного уступал какому-нибудь утесу на северном побережье.
Огонек факела отбрасывал на стену пещеры дрожащее пятно света. Переползая по мере продвижения Сиградда и Равенны вглубь пещеры, это пятно выхватывало из темноты щербины камня, слагавшего скалу, корни каких-то растений, протянувшиеся сквозь трещины, бледные и тощие грибы. А также летучих мышей, что целыми толпами спали, вися под потолком.
— Удивительно, — вполголоса говорила Равенна, обращаясь, скорее, к самой себе, чем к Сиградду, — считается, что Скверна губит жизнь… она ведь не может иначе. Ведь приходит оттуда, где просто нет места никакой жизни. Но как же эти растения существуют рядом с ней… и летучие мыши?
Потом она вспомнила, как защитников Веллесдорфа атаковали те же летучие мыши, обитавшие не абы где, а в оскверненном замке. Причем там Скверны скопилось не меньше, чем в пещере. Однако ж мелкие летучие зверушки выжили — хоть и обезумели, хоть и сделались покорны демонической воле, захватившей замок. Подобно тому, как еще раньше обезумели жившие в Веллесхайме люди.
— Наверное, все дело в дозе, — решила Равенна, все так же говоря сама с собой, — как с ядами и лекарствами. Одно и то же снадобье может быть лекарством, если доза мала — и ядом, если принять его слишком много.
Волшебница не ждала какого-то ответа на свои рассуждения — не более чем мысли вслух. И оттого особенно удивилась, услышав глухой басовитый голос Сиградда.
— Или как с пивом, — были его слова, — и прочей выпивкой. Она может веселить, придавать смелости. Но если выпить слишком много — свалишься как труп.