Мелвин послушно поднялся с койки, повернулся спиной к двери, сложил руки за спиной и опустился на корточки так, чтобы руки оказались вровень с прорезью. Ему на запястья надели наручники. Тогда он поднялся и отступил от открывшейся двери.
Это был Большой Хер. Он был здесь с тех самых пор, как Марс прибыл сюда. И с каждым годом становился только гнуснее.
Габариты Большого Хера были настолько велики, что он практически заполнял собой весь дверной проем камеры. Насупленные брови и ухмылка боролись на его лице за верховенство.
— В чем дело? — спросил Марс.
— Заткнись! Я велел тебе вякать, пацан?
Двое других надзирателей, появившись из-за спины Большого Хера, замкнули кандалы на лодыжках Марса. И погнали его по коридору под звон цепей, будто у призрака Марли[19].
Он миновал стены камер, из квадратных окошек которых, затянутых рабицей, на него таращились лица зэков. Затем ощутил на своем лице порыв смрадного дыхания Большого Хера — смесь табачного перегара с парами виски.
— Ты везунчик, — изрек Большой Хер, в экстазе дергая толстой шеей на каждом слоге. — Покамест ты откинулся из смертников. Направляешься в общую зону. Народ будет рад поглазеть на твою шоколадную жопу, Джамбо.
Марс себя счастливчиком отнюдь не считал. Возвращение в общую зону могло означать только одно.
Он направляется на неофициальную казнь.
Его собственную.
Если хочешь выжить в тюрьме, придерживайся стратегии и тактики.
Если хочешь прикончить кого-то, опять же придерживайся стратегии и тактики. Его выход из камеры в отделении смертников — стратегия.
А тактика его планируемого убийства вот-вот прояснится.
Его вели в другое здание. Когда вторая дверь захлопнулась под вопль автоматических гидравлических плунжеров, делавших свое дело, мясистая ручища Большого Хера легла Марсу на плечо, остановив его.
— Последняя остановка, Джамбо.
Наручники с него сняли, но ножные кандалы оставили. А затем тюремщики развернулись и оставили его.
Марс огляделся.
Отделение смертников располагалось в здании 12, но теперь он оказался в открытой тюремной зоне вместе с остальными заключенными. Зэки там так и толпились — одни в штанах, другие без рубашек, а некоторые вообще в шортах, сделанных из тюремных штанов с отрезанными штанинами. Хотя по календарю стояла зима, здесь царила удушающая жара. Вытяжные вентиляторы работали вовсю, но едва справлялись с плотным, сырым, зловонным воздухом, зависшим над ними, как токсичные миазмы.
Группа заключенных сидела за столами, привинченными к полу. Некоторые стояли, болтая между собой. Еще кто-то делал отжимания в упоре лежа или подтягивался на перекладинах, вмурованных в стены. Вонь пота, сигаретного перегара и смутное амбре наркоты тюремных алхимиков накатили на него волной. Надзиратели маячили по периферии, похлопывая дубинками по мозолистым ладоням. Взгляды их обегали пространство, высматривая признаки неприятностей, но неизменно возвращались к Марсу.
Сегодня он явно звезда шоу.
И оно должно было вот-вот начаться. Все обзавелись отличными местами, не хватало только попкорна.
Зэки тоже обернулись, чтобы уставиться на Марса. Делавшие отжимания и подтягивания прервали свои занятия, вытирая руки, и отступили к стене.
И ждали. По их лицам можно было читать, как по книге.
«Слава богу, не я».
Новости разлетелись быстро. Марс может откинуться после того, как его едва не ухайдокали.
Выйти на волю.
Угу. Да ни в жисть. Во всяком случае, не на своих двоих.
Марс потер запястья, намятые наручниками. Сейчас он даже радовался боли. Если ты чувствуешь боль — значит, еще жив. Разумеется, ситуация может и перемениться. Но покамест он еще дышит.
Мелвин поднял глаза к галерее второго этажа, окружающей открытую зону по периметру. Большой Хер таращился на него оттуда. Ухмылка на его роже — это было что-то. Рядом с ним с таким же ликующим видом торчал тщедушный Мозгляк — царственные особы наверху, гладиаторы внизу.
Марс снова посмотрел на группу разглядывающих его зэков. Двое уделяли ему какое-то особенное внимание — оба белые, крупнее его, этакие тюремные качки, татуированные, бородатые, с безумными глазами, гнилыми зубами, торчащие от какого-то дерьма, которое протащили в тюрягу контрабандой или забодяжили прямо здесь.
«Траляля и Труляля».
Марс не знал ни их самих, ни за какие преступления их сюда укатали, но невооруженным глазом видел, что это за субъекты. Они не люди. Они звери в клетке. Но сейчас они не в клетке, сейчас их выпустили на ринг.
19
Имеется в виду самая ранняя киноверсия приквела к «Рождественской песне» Ч. Диккенса, снятая в 1901 г. Уолтером Буфом; в ней Скруджу является призрак Марли.