— Что? — спросил Миллиган.
— Фотографии Роя и Люсинды Марс. — Декер обернулся к Миллигану. — Они будто и не существовали вовсе.
Глава 15
Декер бросил взгляд на часы.
Они приехали к дому, где Эллен Таннер в тот вечер тусовалась с Мелвином Марсом. Домик был маленький, старый и стоял на отшибе. И ни одного другого дома на двадцать миль окрест. А в те времена, наверное, он стоял еще более уединенно.
— С чего бы это молодая женщина жила на таком отшибе в полном одиночестве? — задался вопросом Декер.
Ответа не было ни у Богарта, ни у Миллигана.
Потом они доехали до места, где раньше был отель, а теперь высились торговые ряды. Потом — до дома Марсов. Все три пункта назначения находились в некотором отдалении от одной и той же главной дороги практически по прямой.
— Час от старого дома Эллен Таннер до мотеля, — резюмировал Декер. — И около сорока минут от мотеля до дома Марсов.
Сидевший за рулем Миллиган кивнул:
— От Таннер он уехал в десять вечера. Сказал, что добрался до мотеля примерно через час, то есть в одиннадцать, что сходится. Но клерк мотеля свидетельствовал, что зарегистрировал Марса в час пятнадцать ночи. Так что парень мог ехать еще сорок минут до своего дома, убить родителей и доехать обратно до мотеля, запросто поспев к часу или чуток позже. Что сторона обвинения успешно и доказала.
— Не запросто, — возразил Декер. — Ему надо было доехать до дома, расстрелять родителей, взять бензин и поджечь их. На это требовалось какое-то время.
— Но это было осуществимо, тут не поспоришь.
— И в полицейском рапорте говорилось, что автомобиль, соответствующий описанию машины Марса, видели отъезжающим в окрестностях их дома примерно в то время, когда, по заключению коронера, и произошли убийства, — добавил Богарт.
— Это правда, — подхватил Миллиган. — И свидетелем был дальнобойщик, проживавший здесь и знакомый с Марсами.
— И он умер пять лет назад, так что поговорить мы с ним не можем, — кивнул Богарт.
— Но у нас есть Чарльз Монтгомери, — не смутился Декер. — Мы можем поговорить с ним.
— Я получил электронное письмо из Алабамы. Все улажено. Мы можем поговорить с ним послезавтра.
Тут зазвонил телефон Амоса.
— Мы поговорили с Марсом, — выложила Джеймисон. — Дэвенпорт сейчас пишет отчет.
— И что она думает?
— Толком не знаю. Держит карты ближе к орденам.
— А что думаешь ты?
— Он выглядит очень искренним, Амос. А может, ловко манипулирует людьми. Я просто пока не знаю, что именно.
— Он не сказал ничего нового?
— Вообще-то ничего. Твердит о своей невиновности. Прошелся по своим действиям в ту ночь, когда убили его родителей. По поводу времени объяснений дать не может. Сказал, что уснул в мотеле и проснулся, когда полицейские постучали в дверь.
— Что ж, у него было два десятилетия, чтобы отполировать этот рассказ. Но одно меня тревожит.
— Что?
— Если он запланировал все это, что ж он не измыслил какое-нибудь правдоподобное объяснение этого временного зазора? Он не мог не знать, что это станет проблемой.
Богарт, прислушивавшийся к разговору, заявил:
— Преступники обычно просчитываются. И обычно просчитываются на хронологии, Амос. Они не могут быть в двух местах одновременно. Вам это известно так же хорошо, как всякому другому.
— Они действительно просчитываются, но не настолько, — возразил Декер. — Пятнадцать минут, ну, полчаса можно прошляпить — но не часы. Это громадная дыра. Если он был дотошен в остальных аспектах, так почему же накосячил с этим важнейшим моментом? Я просто говорю, что надо иметь это в виду.
— И когда вы вернетесь? — поинтересовалась Джеймисон.
— Где-то через час.
Дав отбой, Декер уставился на шоссе в окружении бескрайних просторов Техаса. Топография до самого горизонта выглядела неизменной. Прикрыв глаза, он позволил памяти открутить события назад, к моменту, засевшему в мозгу занозой.
Бросив на него взгляд, Богарт заметил это состояние, частенько виденное в Берлингтоне.
— Что? — спросил он.
Глаза Амос не открыл, но отозвался:
— Дробовик, а потом огонь.
— Что-что?
— Их убили картечью, а потом подожгли.
— Так сказано в полицейском рапорте, да. А что?
Декер мысленным взором увидел обгорелые трупы. В гипертимезии хорошо то, что видишь вещи в точности такими, какими они были, без упущенных деталей. Ничего не прибавлено, ничего не убавлено. Четко, как в зеркале.
— Поза боксера.