Судя по всему, пока из них нас никто не увидел.
Не теряя времени, мы устремились по направлению к ближайшему дому — укрытию, которое единственное могло нас сейчас спасти.
Полковник слегка прихрамывал, придерживаясь рукой за раненный бок, из которого обильно струилась кровь.
— С вами всё в порядке? — спросил я, как только мы добежали до следующего здания, пытаясь придержать его за руку.
— Ну вот, мы все и полегли, — кряхтя от боли, сказал он, осматривая свою рану. Вот и пришёл мой час.
— Не говорите так! Мы должны бороться! Мы выберемся отсюда живыми! — я взял его за руку. — Идёмте, мы ещё должны вывести людей из города. Без нас у них это точно не получится!
Он посмотрел на меня, замотав головой:
— Ничего тебе обещать не буду: пройду, сколько смогу, ну а как только почувствую, что становлюсь обузой, остановлюсь, понял? Будешь выбираться сам!
Препираться с полковником я не стал: на это времени не было, да и переубедить его, похоже, было невозмож-но.
— Хорошо, будь по-вашему! — сказал я и, подхватив его под плечо, потащил за собой.
Выбравшись из дома, я осмотрелся: впереди были видны одни лишь завалы. Те, что ближе можно было пройти незаметно, просто пригнувшись, но дальше ещё около километра — только ползком до ближайших построек.
— Ну вот и конец моего пути, — сказал полковник, так же осматриваясь по сторонам. — Дальше пойдёшь один.
До этого момента я всегда выполнял то, что говорил мне полковник, но теперь я этого сделать был просто не в силах.
— Нет, мы пойдём вместе!
— Не надо геройствовать! — жёстко отрезал Сбруев. — Думаешь, я не хотел бы вырваться из этого ада? Да, чёрт возьми, хотел бы! Но я умею здраво оценивать ситуацию и я не вижу выхода! Пройдёшь здесь только ты, да и то, если я тебя прикрою. Послушай, от каждого движения, я теряю всё больше и больше крови и сил. Долго я не продержусь, поэтому поторопись, тебе ещё много предстоит пройти, а за меня не беспокойся — я свой век уже отжил.
Я смотрел на него и понимал, что мне всё равно придётся сделать так, как он говорит. Иного выхода действи-тельно не было.
— РПГ оставь себе — она ещё пригодится тебе и иди! Ну же — у тебя осталось мало времени!
Я взглянул ему в глаза:
— Хорошо, — сказал я. — Прощайте, — протянул я ему руку. — Это честь для меня быть с вами знакомым. Спасибо вам за всё…
Он пожал мою руку, скривившись от мгновенно пронзившей его боли:
— Иди и выведи отсюда людей. Уходите из страны и чем дальше, тем лучше. В Европу или Америку, там они не осмелятся сделать что-то подобное, как здесь. Уходите ночью, и не оглядывайтесь. И береги свою Юлю! Всё счастливо! Я прикрою тебя.
— Спасибо, — ещё раз поблагодарил я его и медленно пошёл дальше, ощущая всю тяжесть ситуации, но не в силах что-либо изменить.
Похоже, теперь мне одному придётся выпутываться из всего этого, без чьей-либо помощи со стороны. А ведь как было хорошо, когда за твоей спиной был полковник, который всегда выручит, всегда подскажет и всегда знает, что делать. И теперь мне стало страшно и одиноко, так, как никогда раньше. Все мои товарищи остались позади, погибнув в бою, который они не выбирали, но который произошёл в этом городе по простому стечению обстоятельств. Но я надеялся, что всему этому суждено было произойти, что всё развивалось как по календарному плану в строительстве, без выполнения каждого элемента которого невозможно построить здание как следует.
Я добрался до места, откуда далее мне оставалось только ползти ползком, и оглянулся. Полковник всё ещё стоял в дверном проёме, наблюдая за моими перемещениями. Он махнул мне рукой, дескать, иди не останавливай-ся.
Я последний раз кивнул ему в ответ и, надвинув на лицо маску, ползком устремился по сугробам между грудами обломков.
Я пополз так низко, как только мог, не поднимая головы, справа в одной руке я подтаскивал за собой винтовку, слева — РПГ. Понемногу продвигаясь вперёд, я кожей ощущал, как позади за мной начинали сгущаться вражеские силы.
В небе послышался гул приближающихся вертолётов, заходящих сразу с нескольких направлений. Один спереди от меня и ещё два с боков чуть дальше за мной.
Я попытался ускориться и осторожно оглянулся, выбирая маршрут дальнейшего движения.
Краем глаза я увидел вышедших из здания позади меня военных, направившихся прямо по моим следам.
Я в момент замер на месте: судя по всему, просто так уйти не получится. Я медленно подтянул к себе винтовку, начав, было разворачиваться, чтобы принять бой, но тут я услышал выстрелы и не из М16, а из нашего АК.
Я мигом обернулся: несколько солдат в белых маскхалатах упали, сражённые метким огнём стрелка, стрелявшего из окна. Другие солдаты отпрыгнули за укрытия, но по ним шарахнули из гранатомёта.
Сомнений быть не могло — это был полковник, прикрывавший моё отступление и взявший тем самым удар на себя, чтобы дать мне уйти, единственному, кто ещё мог.
Как бы я не хотел тогда помочь ему, но не мог, иначе мне было бы не выбраться. Теперь он остался один, и надеяться ему оставалось лишь на себя самого.
Я не знал, сколько продержится Сбруев, отчего мне следовало торопиться, чтобы успеть выбраться и уйти на безопасное расстояние.
Я ещё раз осмотрелся: полковник бросил гранату, но лишь только дым рассеялся, по нему открыли бешеный огонь оставшиеся в живых. Теперь их волновал лишь автомат в окне и, совсем позабыв обо мне, они устремились к зданию, быстро перебегая от прикрытия к прикрытию, постоянно посылая очередь за очередью по окнам, не давая полковнику даже выглянуть из окна.
Я развернулся, продолжив своё движение. Мост между мной и полковником рухнул, и более не оставалось и шанса, на то, что я когда-нибудь ещё увижу полковника. Наши пути разошлись, теперь уже навсегда.
Я отполз ещё метров на двадцать. Выстрелы позади меня всё не прекращались: полковник дрался, как зверь, до последнего, пытаясь как можно дороже продать свою жизнь, посылая из автомата очередь за очередью, гранату за гранатой.
Вертолёты кружили вокруг, беспомощно вертясь вокруг здания: они ничем не могли помочь своим солдатам, пока те были в здании.
Но вскоре спереди зашумели двигатели танков и машин: видимо, враги вызвали подкрепление.
«Теперь бы только не попасться, когда я уже на пол пути к спасению,» — мелькнула у меня в голове мысль.
Я мигом перебрался в ямку поглубже и затаился, ожидая, когда проедет вражеская техника, и я смогу продолжить свой путь.
Шум быстро нарастал. Я буквально вжался в снег, стараясь, чтобы меня вообще приняли за кучу какого-нибудь мусора. Ботинками я зарылся в сугроб, оружие подобрал под себя.
«Уж теперь-то не должны заметить,» — надеялся я. Собственно, больше мне надеяться уже было не на что.
Грохот двигателя танка, переваливающегося через горы разрушенных строений, нарастал. Внезапно рев его двигателей усилился ещё больше. Я понял, что сейчас что-то должно произойти и ещё сильнее вжался в землю-матушку, как делали это наши солдаты, вжимаясь в окопы при наступлении немецких танков.
Буквально тотчас же меня накрыла беспросветная тень. Гусеницы, быстро переваливаясь по сугробам, всем своим весом навалились на груды обломков прямо над моей головой. Сердце бешено заколотилось, едва не вырываясь из груди.
Я затылком ощутил, как надомной пронеслась многотонная машина, кожей почувствовав весь её вес. Ещё чуть-чуть поддайся обломки вокруг меня под огромным весом, и мне было бы несдобровать.
Грохот перекатывающихся по снегу гусениц удалился, но я ещё некоторое время продолжал неподвижно лежать, постепенно приходя в себя. Первое время я даже не заметил, что меня присыпало снегом, который вскоре неожиданно сыграл мне на руку.
Лишь только я собрался продолжить движение, как услышал приближающиеся голоса солдат. Я понял, что если они меня обнаружат, то в живых не оставят, но и противостоять им я был не в силах. Мне оставалось лишь надеяться, что меня не заметят, оставаясь неподвижным сугробом, в который никто не должен был наступить. Ведь я не был камнем и обязательно бы поддался под весом того солдата в полном облачении, а то и вовсе мог прикрикнуть от боли, смотря, куда бы тот угодил своим каблуком.