Солдаты приблизились, я уже мог отчётливо расслышать их быстрые шаги по скрипящему снегу, перебегаю-щие с места на место под постоянным огнём прикрытия одного из солдат.
Один из солдат пробежал рядом, остановившись на время совсем недалеко от меня.
Я замер на месте, не смея даже дышать, напряжённо слушая, что происходит вокруг.
Автоматная очередь где-то с боку оборвалась и тот, что сидел возле меня, громко крикнул:
— Move! Move! Move![1] — и стал выпускать из автомата очередь за очередью.
Я ощутил, как гильзы полетели прямиком мне на спину, ещё горячие, грозя повредить мою маскировку обугленными тёмными пятнами.
Но стрелок, к счастью, не обратил на это внимания. Отстреляв рожёк, он побежал дальше, а вместе с тем послышались и удаляющиеся шаги остальных.
Я облегчённо вздохнул и, подождав ещё некоторое время, двинулся вперёд.
Тем временем, позади всё реже звучали очереди из АКМ. Всё чаще стреляли из М16, не скупясь на патроны. Затем прозвучал взрыв, похоже, гранаты, но затем опять очередь из АКМ и новый, двойной взрыв гранат.
Я ощутил, как здание позади меня содрогнулось, и на землю грузно обрушилась часть несущей стены здания. Очереди из автоматов на какое-то время прекратились. Я обернулся, краем глаза заметив перебегающих с места на место солдат возле здания. И затем очередной выстрел из гранатомёта из окна и несколько американцев, громко вскрикнув, упали замертво.
Значит, полковник ещё жив, понял я и оживлённо пополз дальше.
Еще метров пятьдесят я прополз под звуки стрельбы, раздававшиеся со стороны всё того же здания, после чего выстрелы прекратились.
Я оглянулся: неужели это конец? И полковника, так героично сражавшегося с противниками, больше нет?
Но нет, что-то было не похоже: солдаты как-то слишком нервно отбегали от здания, в котором только что должны были подавить неприятеля. Выходит, полковник ещё жив и продолжает сопротивляться. Но что же враги: неужели они отступают?
Я увидел как двое солдат, подхватив раненного, тащили его под прикрытием балконов к другому зданию. И тут я понял, что враги больше не будут атаковать его. Похоже, они решили использовать то, что пока без толку кружило вокруг — вертолёты.
«Вот сейчас бы ударить по ним из РПГ, когда они того не ждут,» — думал я. Но не мог этого сделать. Да я, возможно, мог сбить один из них, но вряд ли бы спас таким образом полковника, а к тому же, положил бы ещё и свою жизнь, не сделав того, ради чего он пожертвовал собой.
Я проклинал своё бессилие, но ничего не мог поделать. Будь нас хотя бы четверо, тогда, возможно, мы смогли бы сейчас завязать бой, но не теперь, когда я остался один. Один в поле не воин и никуда от этого не деться.
Я пополз дальше, ощущая, что жить полковнику теперь уже оставалось совсем не долго. Старуха с косой затаилась где-то неподалёку, готовая в любой момент исполнить своё предназначение.
Но далеко отползти я не успел. Сверху, поднимая под собой облако из снега и мусора, подлетел вертолёт и, зависнув в двух десятках метров над землёй, прицелился.
Долго пилот не ждал и почти сразу нажал на спусковой крючок.
Два мощных пулемёта расположенных по бокам от кабины полыхнули огнём, в считанные секунды изливая на здание сотни крупнокалиберных патронов и осыпая снег бесчисленным количеством стреляных гильз.
Стены здания, толщиной не менее полуметра перерезало, словно они были сделаны из бумаги. Огненные струи пулемётов проходили по зданию буквально как сквозь масло, кроша его на крупные и мелкие куски.
Около минуты он продолжал истязать и без того обветшавшее здание, после чего сбоку от него вспыхнула яркой вспышкой стартующая ракета. Раздался мощный взрыв, и половина здания, в котором находился полковник, с неимоверным грохотом обрушилась, подняв вокруг обширное облако пыли.
Холодный порывистый ветер быстро сдувал облако в сторону, открывая взгляду оставшиеся части разрушен-ного, искромсанного до предела старинного здания, в котором уже не было полковника. Олег Иванович уже был далеко отсюда.
Я в последний раз обернулся на недавнее место боя.
Вертолёт, плавно рассекая воздух винтами, медленно удалялся. Солдаты, теперь уже спокойно и не спеша, выходили из своих убежищ, о чём-то разговаривая друг с другом.
«Что ж, прощайте, полковник. Может, ещё свидимся как-нибудь, в другой жизни,» — мысленно произнёс я, взглянув на руины развороченного здания, и пополз дальше, пока меня никто не заметил.
Около получаса понадобилось мне, чтобы преодолеть сто метров, отделявших меня от ближайшего здания, и, протиснувшись в узкое окошко подвала, я, наконец, сумел с облегчением вздохнуть. Самый опасный участок пути, похоже, остался позади. А впереди меня ожидал ещё несколько километровый путь к бомбоубежищу и далее, возможно, ещё боле опасный путь из города.
Но о том думать было ещё пока рано. Главное — добраться до бомбоубежища до ночи, чтобы уже сегодня можно было начать эвакуацию людей, потому как завтра для этого будет уже слишком поздно.
Я выглянул в окно, через которое забрался в подвал: вертолёты уже разлетелись, танки и остальные машины тоже постепенно разъезжались, а солдаты не спеша осматривали завалы, устанавливая свою поисковую технику недалеко от разрушенного здания.
Похоже, противник уже вовсе успокоился, даже не подозревая того, что не так далеко находился вооружён-ный до зубов человек, способный в любой момент покарать их за это.
Теперь можно было немного расслабиться и не перепахивать более снег животом, но не очень: кто знает, сколько ещё снайперов продолжают сидеть на своих позициях, выжидая, пока я появлюсь у них на мушке? Мне почему-то не верилось, что те двое были единственными на весь город, но и слишком близко друг к другу их позиции находиться не могли. И вряд ли всех остальных сняли после того, как нас обнаружили. Город большой — мало ли кто ещё мог остаться в живых?
Рассуждая об этом, я преодолел подвал, выбравшись на первый этаж с другой стороны здания. Оглянулся: нет ли кого вокруг и, пригнувшись, перебежал улицу до следующего здания. Затем нырнул во двор и, миновав его, спустился под находившийся неподалёку мост, развороченный взрывом. Лишь кое-где на арматуре ещё висели куски бетона, медленно покачиваясь из стороны в сторону.
И так ещё несколько километров, где-то перебегая, где-то осторожно крадясь, а где-то и вовсе ползком, боясь напороться на пулю снайпера.
К вечеру, когда сумерки уже успели опуститься на город, я подошёл к бомбоубежищу. Зашёл во двор, осторожно осмотрел его на всякий случай и только после этого решился выйти на открытое место.
На снегу было заметно множество демаскирующих следов слегка припорошенных снегом. Пройди здесь отряд противника, они не оставили бы их без внимания.
Я надеялся, что этого ещё не произошло. Да и следов на снегу, характерных для НАТОвских солдат, не было, что радовало.
Я дошёл до входа в бункер, где меня, как и договаривались, никто не встречал. Спустившись вниз, в темноте наткнулся на запертую дверь, постучал кодовым сигналом и затем ещё раз, но уже громко, чтобы все услышали. Некоторое время мне пришлось подождать, но затем за дверью всё же послышалась какая-то возня. Громко скрипнула вторая, герметичная, дверь, после чего отворилась и первая. Свет выставленной вперёд свечи высветил мужчину, открывшего дверь. Я узнал его: это был один из «дружинников,» как я их тогда называл.
Он внимательно осмотрел меня, окинув беглым взглядом порванную в некоторых местах и измазанную грязью одежду, но всё-таки признал меня:
— Мы уже давно вас ждём, — распахнул он дверь. — Пожалуйста, проходите, — пропуская меня, он окинул взглядом лестницу. — А где остальные?
— Других больше нет, — мрачно ответил я.
Объяснять всё каждому встречному смысла не было.
Внутри было довольно темно: лишь сумрачный свет редких свечей освещал просторный внутренний зал. Воздух здесь был тяжёлый и несколько прохладный. Похоже, дизель включали редко, если вообще включали.