Мы покрылись испариной, было тяжело дышать, от чего в голове слегка помутнело. А ушибы, полученные от падения, казались сущим пустяком по сравнению с тем, чего нам удалось избежать.
Я ощущал тяжёлое дыхание Юли у себя на шее, её крепкие объятия и надеялся, что это ещё не конец.
Несколько минут проведённых в этом пекле показались нам вечностью. Но вскоре холодный зимний воздух и тающий снег всё-таки взяли верх, быстро сбивая огонь.
Мы почувствовали дуновение свежего ветерка и оживились: похоже, мы были спасены.
Где-то недалеко прозвучало ещё несколько мощных взрывов, от которых с потолка гаража на нас посыпались бетонные осколки, окропившие мою спину.
Я понял, что нужно выбираться, причём, как можно скорее. Пока этот гараж вовсе не обрушился.
— Всё, уходим! — сказал я, но Юля продолжала лежать, цепко держась за меня, прижавшись лицом к моей груди.
Я ощутил, что она дрожит, и попытался успокоить её:
— Юля, Юлечка, — мягко обратился я к ней, — посмотри на меня. Всё в порядке, видишь, мы живы. Всё позади. Мы живы!
Она медленно открыла глаза, повернув голову ко мне.
— Ну же, всё позади, мы в безопасности, — продолжал я в том же духе.
Я поцеловал её в лоб, и стал нежно поглаживать испачканные волосы.
Она, похоже, была в шоке, вся зажатая, погрузившаяся в себя. Что не мудрено — после такого кто угодно мог впасть в такое состояние. Я продолжал нежно говорить с ней, гладя её волосы и целуя лицо, стараясь не обращать внимания на трещавший над нами бетонный потолок.
Но вскоре нежное обращение всё-таки подействовало: Юля тихо заплакала, но, быстро придя в себя, тут же попыталась взять себя в руки, отпустив меня и рукой вытерев набежавшие на лицо слёзы.
— Всё кончилось? — еле слышно произнесла она, взглянув на меня заплаканными глазами.
Я улыбнулся:
— Да, всё позади, но нам следует уходить. Давай, я помогу тебе подняться.
Спина моя ныла, отдавая во всём теле пронзительной болью. Но я не обращал на это внимания. Главное, что мы были живы, Юля цела и невредима, а уж я как-нибудь выживу, не в первой.
Придерживаясь за спину, я приподнялся, осмотревшись вокруг: на дворе всё было выжжено, даже бетон двухэтажного гаража обгорел и потрескался до самой арматуры.
— А теперь быстрее, здесь опасно задерживаться, — взял я её за руку, и мы спешно покинули гараж.
Я осмотрел винтовку, которая тоже не избежала повреждений от падения. К сожалению, оптика лопнула, и теперь оптический прицел стал бесполезным. Я оттянул зажим кронштейна прицела и снял его с винтовки, отбросив за ненадобностью. Однако даже в таком состоянии винтовка таила в себе не меньшую угрозу, чем раньше.
— Ты как, в порядке? — спросил я Юлю, отряхивающуюся от грязи.
— Вроде да, а ты? — кивнула она на мой бок, за который я постоянно придерживался. — Может, я посмотрю?
Она прикоснулась ко мне рукой.
— Не стоит. Не обращай внимания. Само пройдёт, — увильнул я и, стараясь не заострять на этом внимания, продолжил. — Теперь главное убраться отсюда поскорее, пока не нагрянули солдаты, а всё остальное оставим на потом, когда будем в безопасности.
Выйдя из гаража, нам представилась ужасающая картина, которую мы и представить себе не могли: вокруг всё было обгоревшим, а то, что ещё не сгорело, догорало, отдельными очагами покрывая всю территорию завода. Вокруг не осталось ни одного живого места. Навесы, под которыми стояла техника, обвалились, а машины под ними, развороченные взрывами, были разбросаны в стороны и сожжены. Даже танки не устояли перед огнём. Судя по всему, их дополнительно подорвали ракетами, после того, как сожгли всё живое.
В этом котле выжить не сумел бы никто, и только мой внутренний голос и попавшееся под руку укрытие позволили спастись нам с Юлей.
Там, где ещё недавно находились выжившие беженцы, теперь осталась лишь груда обугленных трупов, от которых исходил сильный запах подгоревшего мяса. Они столько пережили за последнее время, столько вытерпели, и едва достигнув своей цели, всё равно погибли в чудовищных муках.
— Лучше туда не смотри, — обнял я Юлю, оградив её собой.
— О боже! — ахнула она. — Они все погибли!
— Не думай об этом. Просто забудь о них. Так легче.
Сквозь треск догорающих огней и завывание обдувающего их утреннего ветерка, прозвучал некий отдалён-ный звук, напоминающий человеческий стон. Я прислушался: звук исходил откуда-то со стороны взорванного танка, из-под разрушенного навеса.
— Слышишь? — обратил я на это внимание.
— Что? — не поняла Юля, растерянно посмотрев на меня.
— Там, среди обломков, — кивнул я в сторону танка. — Кажется, я слышал чей-то стон. Может быть, ещё кто-то сумел выжить. Скорее!
Я бегом устремился к обломкам, из-за которых исходил этот звук, Юля последовала за мной.
Добежав до танка, я остановился: звук ослаб, но я по-прежнему его слышал.
— Здесь кто-нибудь есть? — крикнул я, надеясь на ответ. — Откликнитесь, чтобы мы смогли вас найти!
— Я здесь, под завалом! — услышал я где-то рядом тихий, но такой знакомый голос.
Это, несомненно, был голос командира.
Я обошёл танк, заметив чью-то руку, торчавшую из-под рухнувшего навеса.
— Скорее сюда! — окликнул я Юлю, начав раскидывать в стороны куски кровли и металлоконструкций.
Юля подбежала ко мне и, взявшись вместе за кусок металлической фермы, мы откинули его в сторону, высвободив из-под них голову и часть туловища командира. Но то, что мы увидели, повергло нас в настоящий шок: обгоревшая одежда едва прикрывала его покрытое ужасными ожогами тело. Кожи как таковой на нём уже не было, волосы на голове обуглились, в некоторых местах даже виднелись обожжённые мышцы, а с обгорелого лица на нас смотрели узкие щёлочки глаз. Остальная часть туловища была плотно прижата большим куском фермы и кровь струилась из места, где она соприкасалась с туловищем.
Судя по всему, жить ему оставалось не долго.
Он постоянно стонал и тяжело дышал. Каждое движение, должно быть, доставляло ему невероятную боль, но он терпел, борясь со смертью:
— Это ты, — узнал он меня.
— Не шевелитесь, — склонилась над ним Юля, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.
— Ты был прав, — продолжил он. — Нам нужно было уходить. Из-за меня, дурака, погибли все.
Я присел рядом с ним, даже не представляя, чем мы могли ему теперь помочь.
— Я, наивный, думал, что умнее врагов, но проиграл вчистую, — говорил он, часто отхаркивая кровь и содрогаясь, то ли от холода, то ли от мышечных спазм, предвещающих кончину. — Но, я не умру, не сделав всего, что в моих силах.
Он сделал паузу, собираясь с силами и вновь отхаркав кровь.
— Я помогу вам, — еле слышно сказал он. — Выберетесь из города, переправьтесь через границу и с первого же телефона позвоните по номеру, запоминайте: 6523387 — это номер моего брата в Берлине. Он работал в разведке. Скажете, что от меня, он поможет вам устроиться. Расскажите ему обо всём… обо всём, что здесь произошло…
Очень быстро он ослабел и едва сумел договорить последние слова, после чего голова его упала наземь, и, испустив последний вздох, он затих навсегда.
Мы с Юлей переглянулись, замолчав на некоторое время.
— Идём, — поднялся я на ноги. — Нам пора.
Мы в последний раз взглянули на командира и, развернувшись, удалились прочь, подальше от этого места, за несколько мгновений ставшего кладбищем для ни в чём неповинных людей.
Потом мы бежали. Так быстро, как только могли, пытаясь поскорее покинуть город. Мы вышли из кварталов частной застройки, устремившись вдоль железнодорожной линии, уводящей из города на север.
За нами, где-то над городом закружили вертушки, но мы были уже далеко и не боялись оказаться замеченны-ми.
Мы бежали и бежали, не жалея ни себя, ни ног. И лишь достигнув первого же леска, позволили себе, наконец, остановиться на отдых.
Но, едва отдышавшись после сумасшедшего бега, продолжили движение.
К середине дня мы были уже в деревушке, откуда начался мой путь в городские руины. Здесь запаслись некоторыми припасами: крупами, мисками, кое-какими закрутками, найденными в погребах — всем тем, без чего невозможен такой дальний переход, что предстояло совершить нам.