Жуковский ощутил дыхание катастрофы. Он видел, что поведение поэта крайне неразумно, а оправдания неубедительны. Его нежелание встретиться с Дантесом выглядело откровенным упрямством. Единственный аргумент против отказа от вызова не выдерживал критики. Жуковский специально повторил в конце письма, что кавалергард не прятался за спину приемного отца, а в силу объективных причин не мог самостоятельно вести переговоры. Вот итоги, которые вынес друг поэта из разговора в доме Виельгорского.
А что же Пушкин? Неужели он бросился вдогонку за Жуковским, чтобы довести его до отчаяния и только? Напротив, поэт понимал сомнительность своего поведения. Но как остановить друга, как сказать ему: ты ничего не смыслишь и молчи? Ведь зная характер Жуковского, Пушкин справедливо полагал, что при случае на прямой вопрос, насколько обоснованы пушкинские претензии к Дантесу, друг даст прямой ответ: ни на сколько? И тогда слух о дуэли, уже пущенный поэтом, обернется против него самого. А этого нельзя было допустить. Оставалось одно - попросить друга: «Потерпи! Если тайна вызова раскроется, смертельный поединок тем более будет неизбежен». При этом под «тайной» подразумевались, прежде всего, сведения, полученные Жуковским во время переговоров. За этим Пушкин и направился к Виельгорскому.
Намек на жандармов был частью оправдательной аргументации поэта – дескать, не следует привлекать внимание правительства. Ни Виельгорский, ни Жуковский не поверили Пушкину – «не желая быть зрителем, или актером в трагедии» - но повинуясь дружескому долгу, обязались хранить тайну.
Спустя некоторое время к Жуковскому, уже отославшему письмо Пушкину, приехал Дантес узнать о результатах переговоров. Ему было сообщено, что свидание не состоится. Друг поэта отказался от посредничества и, как вежливый человек, написал об этом письмо посланнику.
Очевидно, такой поворот событий не устраивал Геккернов, и они повторно, уже не настаивая на встрече с поэтом, обратились к Жуковскому с просьбой любым способом остановить Пушкина. Что написал Геккерн Жуковскому, о чем потом говорили Пушкин и Жуковский - неизвестно? В первом случае, возможно, были выражения любезности и сожаления, что ситуация зашла в тупик, во втором – договоренность не предпринимать никаких шагов до объявления помолвки Дантеса.
Все эти события описаны в последней датированной записи конспектов Жуковского:
10 [ноября]. Молодой Геккерн у меня. Я отказываюсь от свидания. Мое письмо к Геккерну. Его ответ. Мое свидание с Пушкиным[102].
Важно отметить особенность этих записок. Они составлялись Жуковским спустя некоторое время - вероятно, 16 ноября [103] - при написании обстоятельной, но малоизвестной аллегории – своего рода отчета, отражающего суть дуэльной истории и поведения ее участников. Но уже тогда у Жуковского были проблемы с датировкой. Доведя запись до слов: «Свидание с Геккер», он твердо вывел в начале следующей строки: «9 ноября». Затем, заметив пропуск дня, быстро исправил «9» на «8», но и это не удовлетворило его, и он вовсе вычеркнул «8 ноября», а цифру «8» вписал ниже. Похоже, в памяти Жуковского события сдвинулись на день назад. Это обстоятельство и ряд других косвенных признаков позволяют предположить, что записи от 9-го и 10-го относились соответственно к 10-му и 11-му ноября.
Недоумевая и теряясь в догадках, Жуковский осмысливал поступки поэта, стараясь уловить их закономерность. Поэтому датированная часть его записей носит характер частного расследования, взвешенной оценки событий, еще не предполагающих печальный исход. В них выражены стремление к истине и общий взгляд на происходящее. Но на 11(10)-м ноября они заканчиваются, и далее следуют записи, составленные Жуковским уже после гибели поэта, без указания дат, а потому имеющие совсем иную направленность и уровень достоверности. Писались они, вероятно, при составлении письма к отцу поэта. Их целью было оправдание Пушкина, припоминание событий трехмесячной давности, иллюстрирующих уже готовую мысль – гибель поэта. Однако, изменив характер, конспект все же сохранил ценные сведения, позволяющие ориентироваться в сложных обстоятельствах дуэльной истории.
Из новых записей Жуковского следует, что после его отказа от посредничества, скорее всего, утром, 12 ноября, Е.И.Загряжская прислала за ним посыльного. От нее он узнал об «откровениях» Пушкина, которыми тот делился накануне с Александриной. (Тоже ведь загадочный оборот: каким образом тетушка проведала о разговоре? Говорят, Александрина всеми помыслами, чуть ли не единственная, была на стороне поэта. И вот незадача - донесла на него!)
«Откровения» поэта были просты по содержанию и, вероятно, известны Жуковскому по недавним с ним разговорам: никогда Дантес не женится на Екатерине, а его ухаживание за ней - не более чем выдумка трусливого человека. Новым в них было то, что из рядовой, неудачной мысли, высказанной в частной беседе, они грозили превратиться в предмет широкого обсуждения, явно провоцирующего участников конфликта на жесткие действия. Каково же было другу поэта узнать, что его убеждения и хлопоты нисколько не повлияли на Пушкина!
Но больше всего это расстроило тетушку Гончаровых – ведь «откровения» поэта делали брак племянницы невозможным. Могли ли Геккерны сватать Екатерину, зная, что их поступок рассматривается поэтом, как способ избежать дуэли?! Кроме того, не было никаких гарантий, что слух об этом не распространится в обществе. А, значит, надо сначала стреляться и лишь потом свататься, но как это сделать, если кто-нибудь из противников погибнет? Как вообще объяснить знакомым и друзьям причину смертельных разногласий?!
Описав все последствия пушкинского «откровения», Загряжская упросила Жуковского вернуться к переговорам и убедить поэта отказаться от чудовищных мыслей, разрушающих счастье семьи. На вопрос друга поэта, почему надо верить Геккернам, а не Пушкину, Загряжская посоветовала обратиться к ним за доказательствами, а заодно и предупредить о новой угрозе их сватовству. Жуковский поехал к ним и тогда-то окончательно удостоверился, что отношения между Екатериной и Дантесом, действительно, не были случайной выдумкой и возникли еще до пушкинского вызова. С этим известием Жуковский направился к Пушкину.
Надо думать, между друзьями произошел неприятный разговор. Жуковский серьезно надавил на поэта, объяснив ему, как выглядит его поведение со стороны: на словах - за мировую, а на деле – упрямое разжигание вражды. Чтобы полностью не ссориться с другом и преждевременно не раскрывать свои планы, Пушкин обещал на следующий день навестить Загряжскую и поговорить с ней о возможных переговорах с Геккернами.
Жуковский успел до конца дня сообщить посланнику о серьезном повороте в дуэльной истории, и рано утром 13 ноября Геккерн написал Загряжской письмо о том, как следует говорить с Пушкиным, чтобы соблюсти их, Геккернов, интересы: