Тургенев увиделся с Пушкиным на следующий день 26 ноября у Вяземских. С утра он совершал многочисленные визиты, но вечер завершил в гостиной князя, где его поджидали друзья:
Был у Вяземских, у Мейенд[орфа], два раза встретил Государя, у Путят., у Щерб. обедал у Татар., вечер у Бравуры, у Вяземских, у Козловского, и опять у Вяземских. Объяснение с Эмилией Пушкиной. Жуковский, Пушкин[184].
Компания обсудила последние политические и литературные новости - коротко поговорили о планах на будущее, порадовались приезду друга. Тут же Тургенев сообщил поэту, что привез из Франции заказанные им архивные документы для исторических занятий, и они договорились встретиться.
На следующий день 27 ноября вместе с Пушкиным и Натальей Николаевной Тургенев присутствовал в Большом театре на премьере оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») и сделал любопытную запись в дневнике:
У Хитровой. Фикельмон. (…) Обед у Вяземских — с Жуковским и Пушкиным в театре. Семейство Сусанина; открытие театра, публика. (…) Был в ложе у Экерна. Вечер у Карамзиных, Жуковский![185]
Что значит замечание: «Был в ложе у Экерна», то есть у посланника? Дипломатическая вежливость или знакомство с одним из участников дуэльной истории? Вероятно, и то и другое. После объявления помолвки трудно было отделить Геккерна-врага от Геккерна-родственника. Он становился членом семьи Пушкина и обретал право на уважительное отношение к нему знакомых поэта. Тургенев хорошо понимал двусмысленность такого положения, а потому особо отметил визит в ложу Геккернов, а по утру в письме к брату Николаю в Париж между прочим черкнул, что
Пушкин озабочен своим семейным делом[186].
Читай, тем же обеспокоен и сам.
28 ноября прошел у Тургенева без заметок в дневнике (что случится еще однажды – 13 января), хотя есть сведения, что вечером он вновь встретился с Пушкиным у Одоевского. Возможно, уже тогда поэт посвятил его, как «свежего» человека, в отдельные обстоятельства дуэльной истории. Не исключено, что и сам Тургенев попросил его об этом - обстановка располагала. Соллогуб, присутствующий на вечеринке, вспоминал:
В.Ф.Одоевский жил в Мошковом переулке, где занимал флигель в доме его тестя С.С.Ланского. Квартира его, как всегда, была скромная, но уже украшалась замечательною библиотекою, постоянно им дополнявшейся… Государственные сановники, просвещенные дипломаты, археологи, артисты, писатели, журналисты, путешественники, молодые люди, светские образованные красавицы встречались тут… Я видел тут, как андреевский кавалер беседовал с ученым, одетым в гороховый сюртук; я видел тут измученного Пушкина во время его кровавой драмы[187].
Зато Соллогуб плохо наблюдал за собой, иначе весьма удивился бы той роли, которую играл в обществе. С.Н.Карамзина писала в этот день брату:
Как любят танцевать в Петербурге: Это прямо какое-то бешенство... Я делала то же, что делают другие: танцевала … мазурку с Соллогубом, у которого в этот день темой разговора со мной была история о неистовствах Пушкина и о внезапной любви Дантеса к своей невесте. ... Он всегда делает вид, что презирает общество, в ничтожестве которого никто лучше его не разбирается, но этим только доказывает, что неравнодушен к этому самому обществу[188].
Иными словами, Соллогуб, беспокоясь о чести поэта, сам того не осознавая, распространял слухи, которые будоражили общество, привлекали внимание к семье Пушкина, терзая и мучая его?! Не столько враги поэта, сколько его друзья вдоволь постарались, чтобы о дуэли не забыли ни в светских салонах, ни в глухой провинции.
Как тут ни вспомнить провокационную и, вместе с тем, не лишенную пророческого смысла строфу из «Евгения Онегина»:
Что нет презренной клеветы,
На чердаке вралем рожденной
И светской чернью ободренной,
Что нет нелепицы такой,
Ни эпиграммы площадной,
Которой бы ваш друг с улыбкой,
В кругу порядочных людей,
Без всякой злобы и затей,
Не повторил сто крат ошибкой:
А впрочем, он за вас горой:
Он вас так любит … как родной![189].
Одна из «тригорских барышень» - деревенских соседок Пушкина, известных более по матери П.А. Осиповой (свидетели рождения многих онегинских строк) - А.Н.Вульф писала из Петербурга в деревню сестре Е.Н.Вревской (сыгравшей в дуэльной истории самую загадочную роль, о чем еще пойдет речь):
Вот новость, о которой шумит весь город и которая вас заинтересует: мадемуазель Гончарова, фрейлина, выходит замуж за знаменитого Дантеса, о котором Ольга вам, конечно, рассказывала; и, как говорят, способ, которым устроился этот брак, восхитителен[190].
Что значит «восхитителен»? Конечно, ирония, но сколько в ней бравады и беспечности, как будто речь идет не о смертельной опасности, нависшей над близким человеком! Восхитителен – то есть предназначен для светского обсуждения и смакования. И это вовсе не диверсия и подлость, а естественное человеческое желание подальше отогнать тяжелые мысли - не допуская критических суждений, погрузиться в спасительный глуповатый смех, неизменно сопровождающий «пир во время чумы».
Екатерина Гончарова, лихорадочно готовясь к свадьбе, в тот же день и в тот же час писала брату Дмитрию о пожелании своей тетушки:
Она просит взять из 4000, что ты ей должен, 800 рублей для покупки мне шубки из голубого песца; вели купить или взять в кредит в Москве, там меха дешевле и красивее, чем здесь... моя свадьба должна состояться 7 января, надо чтобы она непременно была готова к этому дню[191].
Ей хотелось быть в шубке из голубого песца! Разве это не глупость в ее положении, при ее постоянном страхе, что все вот-вот может рухнуть? Как знать – а вдруг это единственный способ не сойти с ума – думать о шубке из голубого песца?!
Пушкин между тем вел обычную светскую жизнь, сочетая ее с утренней работой в кабинете. Вечером 29 ноября, в воскресенье, он с женой отправился на бал в Аничков дворец. Тургенев там, по известной причине, не был. Он провел время в дружеском кругу:
был у кн. Вяз. с Жуковским…Вечер у Карамзиных с к. Долгорукой[192].
30 ноября Пушкин и Наталья Николаевна присутствовал на вечере у Вяземских. Там было довольно многолюдно, и Тургенев, подводя итоги дня, сделал следующую запись:
Был у графа Ник. Гурьева, у фр. и австр. послов, у Аршияка, у Хитровой, затем к Вяз. Обедал в трактире; вечер у Сербиновича... потом у кн. Вяз. с фр. посланн. (…). Гр. Эмилия Пушкина. Как бледнеет пред ней другая Пушкина...[193].
Разве не любопытно сравнение жены поэта с ее однофамилицей!? Сколько сказано о красоте Натальи Николаевны и вдруг такой конфуз: оказывается, были женщины и покрасивее! Не станем оспаривать внешность Натальи Николаевны: ее всепобеждающая красота – удобный миф для хрестоматий. Важно другое: Тургенев следил за Натальей Николаевной, отмечал ее способность производить впечатление на мужчин, сравнивал с другими дамами. Ему важно было «разгадать» природу ее обаяния: что в нем от кокетства, а что от естественной привлекательности? Жаль только, рядом не было поручика Геккерна, отдыхавшего после дежурства - тогда наблюдение дало бы больший результат!