У перчаток есть и вторая цель, они не оставят моих отпечатков на всем этом дерьме. Независимо ни от чего, если информация, которую я продаю, станет известной, а вместе с ней и мое имя, я попаду в тюрьму. Судя по тому, что я знаю, это уровень информации Сноудена8. И эта мысль ужасает меня.
– Сейчас же положи их в сумку, не время заботится о руках, – Фуке бросает в меня коробку одноразовых перчаток.
Я ловлю их, поражаясь темному кольцу вокруг своего запястья на правой руке, там большой синяк, который заставляет меня вздрогнуть. Упаковываю перчатки и лосьон в свой чемодан.
Захожу в аэропорт в окружении Фуке и моего «папы» Афонсо. Мы не выглядим обычными, но никто не обращает на нас внимания. Может быть, потому что мы в Лиме, и всем плевать на чужое дерьмо.
Мы проходим через стойку регистрации, охрану и направляемся в зону ожидания. Все проходит гладко и сдержано, хотя мне хочется кричать на людей, проходящих мимо и погруженных в свои мысли. Разве они не видят, что я не хочу быть здесь с этими двумя мужчинами?
Но все вокруг нормально, и я передаю посадочный талон девушке за несколько минут до полета.
– Приятного пребывания в Пукальпе9, – говорит она мне с улыбкой.
Это место, куда мы летим? Никогда о нем не слышала.
Я улыбаюсь в ответ, а что еще мне остается делать?
– Выбери карту, – в сотый раз предлагает Афонсо, наклонившись слишком близко ко мне, – любую карту.
О, Боже, как я ненавижу этот полет. Прямо перед посадкой Фуке позвонили, и он сказал, что мы встретимся в Пукальпе. Так что теперь остаемся только я и мой «папа».
Я разглядываю своего похитителя, который с каждой минутой становится все более пьяным, благодаря стараниям стюардессы. Мне нужно сохранять терпение. Он еще ни разу не ударил меня. А запах виски и лосьона для волос, лучше удара в челюсть.
Но клянусь, если он еще раз посмотрит в мою блузку, я растеряю последние крохи терпения.
– Давай, – говорит Афонсо, размахивая колодой передо мной.
Он продолжает пытаться показывать мне фокусы. Возможно, это эвфемизм для чего-то или глупая игра папы и дочки, но меня это пугает.
Кажется, что уже в миллионный раз подряд, я выбираю карту. В резиновых перчатках тяжело ее вытащить, но я справляюсь. Двойка треф.
Он перетасовывает колоду, преувеличенно подмигивая мне, и хлопает картой по лбу.
– Эта та масть?
Это буби.
– Нет.
Он хмурится, глядя на карту.
– Да?
Я показываю ему свою.
– Может, я приношу несчастье.
Я чертовски невезучая.
– Нет. Мне просто нужно коснуться живой руки, – говорит он, кивая на перчатки. – Они мешают магии. Ведь ей, как и мне, нужно прикосновение настоящей женщины.
И он посылает мне подмигивание, слабо напоминающее флирт с женщиной.
Вульгарно. Я вежливо улыбаюсь, шевеля пальцами в перчатках.
– Мне жаль, но я не сниму их. Мои руки – мое средство к существованию.
Он фыркает.
В окне вспыхивает молния, и я снова нервно вглядываюсь в него. Над нами собрались злые, грозовые, черные облака, в которых то и дело вспыхивает молния. Мы в воздухе меньше часа, но, кажется, весь Перу попал в шторм. Это заставляет меня нервничать.
– Я модель рук, – в миллионный раз говорю я Афонсо, – рук и ног, но в основном, ног.
– Ты защищаешь их от солнечного света, да?
– Солнечного света и других людей, – соглашаюсь я.
В данный момент мои перчатки наполнены маслом ши. Я увлажняю руки, так как мы летим, и мне нечем больше занять руки. К тому же, хоть это и звучит странно, но увлажнение меня расслабляет. Как часть моих рутинных ритуалов. В последнее время мне нужно много чего-то чертовски успокаивающего.
Теперь Афонсо смотрит на меня оценивающе.
– У тебя мягкие руки, да?
Мой ужасометр пересекает красную зону.
– Да, – коротко отвечаю я, поворачиваясь к окну.
Сигнал для него, чтобы он оставил меня в покое. Как бы мне хотелось надеть на глаза повязку для сна и сделать вид, будто моего «папы» здесь нет.
В крошечном самолете два ряда сидений у одного борта и одиночные сиденья у другого. А мне посчастливилось оказаться в самом центре самолета рядом с Афонсо, хотя кругом куча свободных мест, что странно. Думаю, такой самолет может вместить около тридцати пассажиров, но кроме стюардессы и трех человек сзади, на борту больше никого нет. Должно быть, Пукальпа не пользуется спросом в воскресенье.
И я единственный пассажир с соседом по креслу. Везучая, везучая я.