Она наклоняет свою симпатичную голову, и солнце сияет на ее синяке, покрытом макияжем. Он хорошо замазан, но все еще заметен. Под столом я сжимаю руку в кулак, представляя, как окажусь с Фуке в одной комнате и буду бить его, пока не по вылетают все зубы, и он не начнет плакать и звать мамочку.
– Что делаешь здесь в Лиме?
– Навещаю семью, – вру я. – А ты?
Она ошеломленно моргает. Может быть, у нее нет подготовленной лжи.
– Э-э-э, отпуск, – она хватается руками за сумочку. – Откуда ты? Со среднего запада?
– Из Аризоны.
Неважно, что она узнает правду о том, где я вырос. Сейчас я там не живу, и не был там с тех пор, как ушел в армию в восемнадцать лет.
– А я из Огайо. То есть... Люси Уэссекс, – она протягивает мне руку, но другой сжимает сумку.
– Рафаэль Мендоза, – я всегда использую свое настоящее имя.
В нашем деле есть те, кто считает, что псевдонимы необходимы. Но думаю, успех зависит от страха, который зарождается в желудках моих врагов при звуке моего имени. Этот страх часто помогает мне выигрывать драгоценные секунды колебаний. Ясно, она никогда не слышала обо мне. Да и откуда бы? Прежде чем попасть в крепкую хватку Дюваля, она была моделью. Хотя ни один наш поиск не привел к печатным или цифровым изданиям, тогда как ее соседка Роза разгуливает по подиумам Парижа, Милана и Нью-Йорка.
Никак не могу понять, почему никто не запечатлел кремовую красоту Авы. Возможно, из-за ее прекрасных пышных форм ей не стать вешалкой для одежды, каких любит современная мода. Как бы то ни было, Ава сейчас играет главную роль во всех моих фантазиях. И в тех, где я хлопаю ее по горячей заднице, пока вхожу в нее, и в тех, где наматываю ее темные волосы на кулак, трахая ее.
– Кофе? – я поднимаю руку, чтобы привлечь внимание официанта, но в этом уже нет необходимости.
Темноволосый худощавый малец появляется у ее локтя и слегка наклоняется, потому что восхищается тем, о чем я никак не могу перестать думать.
– Что леди будет пить?
– Кофе было бы хорошо, – она посылает ему короткую улыбку.
– И больше ничего? – спрашивает он.
– Тебе стоит поесть, – грубо говорю я.
За последние два дня она мало ела. Фуке должен приносить ей вещи и продукты, но принес лишь сумку и маленький пакет продуктов.
– Я не голодна, – говорит она, но ее выдает еле уловимый гул живота.
– Принеси нам большую мясную тарелку чаркетуре5. Большую, – заказываю я, держа руки на расстоянии двух метров друг от друга. – У вас же есть, да?
Официант убегает с заказом, оставляя нас с Авой наедине.
Она прикусывает пухлую губку, нерешительно глядя на меня.
– Спасибо за еду, но ты не должен был этого делать.
Она переживает о деньгах? Вероятно, Дюваль не дал ей ни копейки.
– Я бы все равно заказал, птичке нужно кушать.
Девушка улыбается, быстро скривив губы, будто знает, что в сложившихся обстоятельствах нет ничего хорошо, но не может сдержаться. Каждая часть моего тела реагирует на нее. Если она улыбается, я тоже улыбаюсь. Несмотря на то, что она впутана в планы Дюваля по продаже информации, которая может погубить любую страну, а я здесь, чтобы украсть ее.
– Ты выглядишь больше, чем птичка.
Я подавляю инстинкты. Пусть она говорит, мне хочется знать, как высоко я должен прыгать и кого расколоть, чтобы облегчить ей жизнь.
– Значит, нужна тарелка с едой побольше.
– Могу я признаться?
Да, пожалуйста. Ее мягкий голос заставляет меня предсказуемо реагировать. Хорошо, что я сижу, и стол прикрывает мою растущую эрекцию.
– Конечно.
– Мне не нравится перуанская еда, – она корчит гримасу, – я не могу распознать половину блюд.
– Я съем все, что будет странно выглядеть для тебя.
Она широко улыбается, и я попал. Черт возьми! Это была пленяющая улыбка. За такую улыбку я выгнал бы на ночь весь город.
– Сегодня нет дождя, – говорит Ава, поднимая голову.
– Да, это прекрасно.
Мы оба знаем, что я говорю не о погоде.
Она косо смотрит на меня.
– Это своего рода клише, не так ли? Что-то, что парень говорит девушке в фильмах Николаса Спаркса?6
– Я не знал. Не видел его фильмов, но это Лима. А совершенно точно не Париж.
У нее замирает улыбка.
– Мне жаль, что я никогда не была в Париже.
– Я отвезу тебя, – немедленно заявляю я. – Скажи только слово, и я прокачу тебя на лифте Эйфелевой башни. Только скажи мне, когда.
От этого у нее розовеют щеки, что делает ее странно раскрашенные глаза еще ярче.
– Мистер Мендоза...
– Зови меня Раф.
– Раф, – произносит она, и у меня член становится твердым, будто она провела по нему языком. – Я ценю предложение, но... сейчас не самое подходящее время для меня. Пожалуйста, не обижайся.