Он разогнул свое длинное тело и вышел из комнаты.
— Мари! — раздался в коридоре его громкий голос. — Хочешь увидеть свою бесценную дочку?
Несколько секунд спустя он появился вновь, толкая перед собой кресло на колесиках. При виде Оксы лицо Мари осветилось широкой улыбкой, которая, впрочем, не стерла из глаз женщины глубоко затаенную тревогу. Павел подкатил кресло прямо к кровати дочери.
— Не, ты это видела, мам? — девочка указала глазами на Нитепрядов, которых Драгомира как раз осторожно убирала обратно в склянку. — Гадость… Э-э… кстати, ба, раз уж речь зашла о гадостях, то что конкретно входит в состав этой мази?
— Все осторожничаешь, а?
— Ну, это… как бы… да!
Драгомира с Павлом улыбнулись, а Мари мысленно отметила, что очень даже разделяет отвращение дочери.
— Не переживай, там нет ничего, кроме нескольких листочков сушеного и очищенного тысячелистника, перемешанного с капелькой сока Горановы и розовым маслом.
— Честно? — сурово вопросила Окса.
— Честно!
— Ну ладно, на таких условиях я готова и дальше одалживать — подчеркиваю: одалживать! — свое тело на благо науки.
И она растянулась на кровати, раскинув руки, с видом абсолютной покорности судьбе.
— Я ведь пойду сегодня в колледж, да? — неуверенно поинтересовалась девочка.
— Да! — кивнул отец. — Мы тут подумали и решили, что даже если это будет стоить тебе больших усилий после того, что тебе пришлось пережить вчера вечером, будет разумнее, если ты пойдешь. Практически наверняка о происшедшем сообщили в полицию, хотя бы из-за разгромленной лаборатории. А исходя из того, что вы с Гюсом рассказали, МакГроу наверняка позаботился о том, чтобы заставить замолчать мадмуазель Кревкёр. Она слишком много видела. Если тебя начнут расспрашивать, а совершенно точно будут, необходимо, чтобы ты себя вела естественно и подтвердила, что МакГроу проводил тебя до выхода, как он обычно провожал других. Ты понимаешь?
Окса кивнула.
— Мы знаем, что тебе это трудно, очень трудно. Но жизненно необходимо, чтобы никто даже не заподозрил, что произошло на самом деле, — продолжила Драгомира. — Смотри внимательно, слушай и увидишь, что МакГроу будет вести себя точно так же. Он тоже не может допустить, чтобы кто-то узнал о реальном положении вещей, ни о нем, ни о нас. Пусть мы ничего плохого не сделали, запомни, что у нас будут крупные неприятности, если кто-то узнает, кто мы, а главное — что мы можем. Теперь тебе известно, чем мы отличаемся от других, и как это может выглядеть в глазах тех, кто такими способностями не обладает… Ты не сильно ошибалась, когда воображала, что секретные или правительственные службы дорого бы дали, чтобы изучить людей вроде нас. И когда я говорю «изучить», то преуменьшаю… Никому ничего не рассказывая, мы себя защищаем, и сегодня эта задача возлагается на тебя. Мне жаль, что приходится так много от тебя требовать. Но нам в течение пятидесяти лет удавалось хранить нашу тайну и оставаться незамеченными…
— Да, знаю, — удрученно сказала Окса. — Но как же мадмуазель Кревкёр?
— Мы пока ничего не можем для нее сделать, детка, — глухо ответил Павел.
Когда Пьер Белланже высадил Оксу и Гюса у колледжа, он тоже, как и ребята, почувствовал царившую там нервную атмосферу. Бросив на детей ободряющий взгляд, Пьер проводил их глазами и уехал только тогда, когда они миновали вход.
— Да тут, похоже, все на ушах… — шепнул Гюс на ухо подруге, искоса поглядывая по сторонам.
Окса не ответила. На ее лице, бледном и осунувшемся, читались глубокая усталость и напряжение, которые ей не удавалось скрыть.
Друзья прошли мимо группок учеников, громко обсуждавших события. Слова «полиция» и «лаборатория» фигурировали практически во всех разговорах, что не улучшило и без того нервозного состояния Оксы. Мерлин Пуакассе, поджидавший их у шкафчиков, первым сообщил новости:
— Привет, Окса! Здорово, Гюс! Слышали? Лабораторку вчера вечером разнесли, там полный разгром! Разломано все, буквально все! Даже керамические рабочие столы, прикиньте? Полиция приехала, но похоже, никто представления не имеет, кто это сделал. Потрясающе, правда?
Окса с Гюсом изобразили удивление, причем весьма убедительно, как им казалось. Как быстро выяснилось, они заблуждались. Потому что Мерлин, хитро глядя на Оксу, наклонился к ней ближе и доверительно прошептал:
— Я знаю, что произошло, Окса… Я все видел!
Эти слова возымели эффект разорвавшейся бомбы. Гюсу показалось, что у него кровь застыла в жилах, и он двинулся на Мерлина, изобразив возмущение:
— Да что ты несешь?
— Я прошел за тобой, когда ты проскользнул следом за мадмуазель Кревкёр в дверь, — сообщил Мерлин, наблюдая за реакцией Гюса. — Я подозревал, что творится что-то необычное… И видел, как Окса отбросила МакГроу к стенке, не прикоснувшись к нему… И видел, как вы оба поднялись в воздух, чтобы перебраться через стену…
— Не неси околесицу! — процедил сквозь зубы Гюс.
— Тебе вроде здорово досталось, Окса, — продолжил Мерлин, не давая себя сбить. — Но я с радостью констатирую, что тебе гораздо лучше, ночь явно пошла тебе на пользу. Можно сказать, это просто волшебное восстановление!
— Перестань нести чушь, — буркнул побелевший Гюс.
— Брось, Гюс, — махнула рукой Окса. — Ты же видишь, он все понял…
— Так, значит, ты волшебница, да? — Мерлин прямо подскочил.
— Ты ведь уже давно это подозревал, разве нет? — хмыкнула Окса, пристально глядя на Мерлина. — Но никому не говори, я тебя прошу! От этого зависит жизнь многих людей!
— Да? — выдохнул Мерлин, пораженный выражением горящих глаз девочки.
— Обещаю, что все тебе расскажу, если поклянешься молчать.
— Окса! — Гюс был в шоке.
— У нас нет выбора, Гюс, — буркнула Юная Лучезарная, повернувшись к другу. — Начнем отрицать, он будет разнюхивать и дальше, и все станет еще хуже… К тому же я уверена, что на него можно положиться, — добавила она чуть громче, снова пристально поглядев на Мерлина. — Не так ли, Мерлин? Повторяю: скажешь кому хоть слово — поставишь под смертельную угрозу жизнь многих, начиная с меня.
Мальчик вздрогнул, смущенный пристальным взглядом девочки, к которой был весьма неравнодушен, а также суровостью ее требования.
— Я понимаю, — кивнул он. — Можешь на меня рассчитывать. А МакГроу? Он такой же, как ты?
— МакГроу? Все гораздо хуже… — ответила Окса, глядя, как мерзкий препод входит во двор.
— Во всяком случае, ты классно его отделала! — с нескрываемым восторгом прокомментировал Мерлин. — Ух ты! Ну и рожа у него! Будто в куст шиповника упал!
МакГроу и впрямь только появился, с мрачным видом и расцарапанной физиономией. Все ученики, которые его заметили, провожали педагога любопытными взглядами. А некоторые даже осмелились прыснуть со смеху.
Гюс и Окса отнюдь не разделяли всеобщего веселья, и им совсем уж стало не до смеха, когда МакГроу развернулся в их сторону. Не сводя с них глаз, он притормозил, и Окса отметила изумление в его взгляде, когда препод уставился на нее, наверняка отметив отсутствие всяких следов вчерашней жестокой схватки. Далее МакГроу проследовал мимо, с высоко поднятой головой и прямой спиной, и исчез за углом коридора.
Через десять минут после начала урока французского в класс с хмурым выражением лица зашел директор, месье Бонтанпи.
— Информирую вас, что мадмуазель Кревкёр сегодня не будет. Соответственно, у вас самоподготовка с десяти до двенадцати. И вот еще что. Окса, пройдите, пожалуйста, со мной. Я ее быстро верну, месье Лемэр, — обратился он с натянутой улыбкой к учителю французского.
Окса встала и пошла с директором, тщательно следя за своей походкой, чтобы не хромать. Коленка больше не гнила, но все же еще довольно сильно болела. Девочка подумала, что ей нужно быть сильной. Сильнее, чем обычно.
— Инспекторы полиции проводят расследование по поводу разгрома лаборатории, — бесцветным голосом сообщил девочке месье Бонтанпи. — Они всего лишь хотят задать вам пару вопросов, вы не волнуйтесь.