— Все это весьма тревожно. Не говоря уже о том, что чертовски усложняет ситуацию, — добавил Абакум.
— Ну да, а до этого она была простой… — буркнул Павел.
— Ну, может и усложняет, но признайте, что это все же классно! — энтузиазм Гюса всех несказанно удивил. — Жемчужины долголетия, это же с ума сойти! Как думаете, МакГроу носит их с собой, или припрятал где-то?
— Не гони лошадей, молодой человек! — положила ладонь на его руку Драгомира. — Это всего лишь предположение!
— Но нет же других логических объяснений, это очевидно! — пылко возразил Гюс, отбрасывая со лба длинную челку.
Идея так его вдохновила, что он аж затрясся.
— Да, согласен, объяснение вполне возможное и заманчивое, — прокомментировал Абакум. — Я тоже полагаю, что вероятность того, что у Ортона есть Этернитаты, весьма высока. Точнее, что их у него больше нет… И этим прекрасно объясняется его желание любой ценой вернуться в Эдефию.
Окса изумленно вытаращила на Абакума свои серые глаза.
— Да уж, это чертовски веский повод!
— Угу… — кивнул Абакум. — Впрочем, есть у меня одна теория… — добавил он.
72. Обратная сторона медали
— Еще одна теория? — удивилась Окса.
— Вспомни, что бабушка показала тебе через Оковид, — сказал Абакум. — Осий хотел выйти из Эдефии. Подробностей мы не знаем, Лучезарная Малорана не особо распространялась на эту тему, даже нам с Мерседикой не говорила, хотя мы были ее доверенными лицами. Но в целом нам известно, что Осий собирался использовать свои способности Во-Вне, чтобы добиться власти и господства. То, что могли при желании сделать все мы за пятьдесят семь лет пребывания здесь. Но никто из Беглецов не злоупотреблял этим, кроме одного, который поплатился за это жизнью…
— Вор предметов искусства! — уточнила Окса.
— Верно, — кивнул Абакум. — Но вернемся к нашим баранам. Хотя сначала мне придется совершить небольшой экскурс в прошлое, к тому периоду, когда Лучезарная Малорана решила показать членам Помпиньяка, а потом и всем жителям страны свои снолёты Во-Вне. Такой публичный показ состоялся впервые за всю историю Эдефии, такого до Малораны не делала ни одна Лучезарная. Большинство из них вообще молчали по этому поводу. Или довольствовались устными рассказами о том, что видели во время своих виртуальных путешествий. Но, из предосторожности, тщательно выбирали, о чем рассказывать, и выдавали версию, зачастую весьма далекую от реальности.
— Абакум! — возмутилась Драгомира. — Как ты можешь такое говорить?!
— Дорогая моя Драгомира, мне очень жаль, но мои слова — чистая правда: Лучезарные далеко не всегда были честны перед народом Эдефии насчет своих снолётов. Я вовсе не ставлю им это в вину, поскольку ими, главным образом, двигал инстинкт самосохранения, вынуждая скрывать то, что они видели на самом деле. Поддерживая определенное представление о Во-Вне, им удавалось на протяжении веков держать народ в уверенности, что за пределами Эдефии нас поджидает только опасность.
— Но, Абакум, — перебила Окса, — меня во всем этом кое-что беспокоит… Создается такое впечатление, что, вы, некоторым образом, были… пленниками Эдефии!
— Окса! — Драгомира была явно потрясена заявлением внучки.
Повисло тяжелое молчание. Бабуля Поллок была взволнована, ее ноздри подрагивали от гнева. Абакум посмотрел на ту, которой посвятил всю свою жизнь — свою драгоценную Драгомиру — а потом на ту, что отныне была их Долгожданной, их новой надеждой.
— Окса права, — произнес он с величайшей мягкостью, не сводя глаз с пожилой дамы. — Наш народ всегда знал о том, что Во-Вне существует, но лишь некоторые были убеждены, что от них что-то скрывают. С их точки зрения выйти наружу было вполне возможно. Никто не говорил об этом открыто, но с течением веков эта убежденность только увеличивалась, и людей, чувствующих себя пленниками Эдефии, становилось все больше.
— Не смей так говорить! — на глаза Драгомиры навернулись слезы. — Эдефия достигла идеала! Я никогда не видела более сбалансированной системы, более прекрасной и более гуманной!
— Да, в глазах маленькой девочки, которой ты тогда была, так оно и выглядело, — в глазах Абакума стояла боль. — Конечно, Эдефия никогда не знала диктатур, у нас не было тоталитарных режимов, которые есть Во-Вне. Это был мир гармонии, где жизнь действительно была идиллической для большинства из нас. Но, тем не менее, поколение за поколением нас убеждали, что в других местах все плохо. С течением веков в душах Внутренников поселился страх, основанный на незнании и слухах, гарантировавших Лучезарным тотальную защиту Эдефии, которой они так жаждали.
Это весьма достойно уважения, я первый это подтверждаю, но все же Эдефия, тем не менее, могла казаться тюрьмой некоторым ее обитателям. И это надо честно признать. Когда Малорана стала демонстрировать свои снолёты, как они есть, еще раз подчеркну, впервые за всю историю Эдефии, Лучезарная показала, что она на самом деле видела Во-Вне — и тут же начались проблемы. Некоторые, с Осием во главе, почувствовали себя обманутыми предшествующими Лучезарными: их представление о мире вокруг Эдефии было полностью ложным.
Но можем ли мы винить сторонников Осия? Это было бы несправедливо, ибо Лучезарные лгали, конечно, ради нашего же блага, но все же лгали, ибо мир Во-Вне совсем не был таким страшным, как нам его описывали доселе. Несмотря на войны, несправедливость и жестокость, он был совсем иным, чем нас заставляли верить. И в считаные месяцы Во-Вне превратилось в место, полное искушений. У некоторых из нас уверенность, что туда можно выйти, только увеличивалась.
Драгомиру откровения ее Хранителя явно огорчили. Сжав кулаки, она вскочила, и, всхлипнув, выбежала на кухню. Окса тут же рванулась за бабушкой, отбросив руку отца, пытавшегося ей помешать.
— Папа! — укоризненно бросила она. — Ты хоть представляешь, как ей сейчас плохо? — И решительным шагом отправилась на кухню под растерянными взглядами Беглецов.
Драгомира стояла у раковины, и по ее лицу струились слезы. Окса ласково ее обняла.
— Лапушка моя…
— Ничего, ба! Это нормально, что тебе грустно…
Драгомира, высморкавшись, ответила слегка дрогнувшим голосом:
— В глубине души я знаю, что Абакум прав. Я всегда это знала, но я не хочу этого признавать, и это-то и бесит меня больше всего…
Повернувшись, она поглядела на Оксу долгим взглядом, а потом вернулась к остальным, молча ожидавшим в гостиной. Медленно сев, Драгомира взглянула на своего брата, Леомидо, и глухо спросила:
— Ты тоже так думал, верно? Ты был, как они? Хотел уйти?
Казалось, Леомидо испытывает некоторую неловкость. Потом он неожиданно устремил взгляд своих синих глаз на сестру, и слова полились из его сжатых губ:
— ДА! И, если хочешь знать, я до смерти хотел выбраться Во-Вне, пересечь пустыни и океаны, почувствовать снежинки на лице, послушать языки, отличные от моего, услышать смех не только тех, кого очень любил… Да я что бы угодно отдал за то, чтобы уехать!
— Даже предал бы своих? — сурово спросил Абакум.
— Это мои меня предали…
Взгляд Оксы метался, перескакивая с Леомидо на Абакума и обратно. Оба мужчины смотрели друг на друга с грустью и обидой. И боль, исходящая от этого молчаливого столкновения, была буквально осязаема…
— Что ты имеешь в виду? — выдохнул Абакум.
Но Леомидо вместо ответа встал и, держась совершенно прямо, вышел из комнаты, оставив Беглецов в полном недоумении.
— Ну и? — Окса очень нервничала, но при этом горела решимостью продолжить эти поразительные откровения. — Что там было дальше с этими снолётами Малораны?
Абакум потряс головой и потер глаза, будто желая избавиться от какой-то чересчур навязчивой мысли, и продолжил: