Выгрузка прошла очень быстро, пищи практически не осталось, выжили не все – некоторые пассажиры тихо исчезли с борта, словно решили, что на дне им будет гораздо лучше.
Итак, на остров Спасения, как он был торжественно окрещен, высадилось ни много, ни мало, семнадцать человек. Первые дни прошли в суматохе: нужно было обеспечить воду и провиант, безопасность, крышу над головой – хоть мало-мальскую, – огонь и множество других необходимых вещей. Но вот суета улеглась, люди успокоились, надежда воспряла над их головами и осталось решить самый последний, самый важный вопрос.
В этот вечер был разожжен большой костер, и все дружно сели вокруг него. Теперь их было пятнадцать. Помощник капитана был укушен змеёй и умер с пеной на губах, а один из пассажиров, неаккуратно подставивший огню свой пиджак, бросился в воду и утонул.
Пятнадцать человек, которые должны были возродить человечество. Последняя надежда. Среди них было десять мужчин и пять женщин. Поэтому очень важно было выяснить, кто готов объединиться в пары и начать работать над появлением новых людей.
– На меня не смотрите, – потерянно сказал капитан, – моя мать состояла в партии «ПрививкамНет», поэтому в детстве я переболел свинкой. Словом, детей у меня не будет.
Людей слегка удивила такая откровенность, но потом они поняли – высказаться придется всем.
– И на меня не смотрите! – Выпалила вдруг девушка с миниатюрной фигуркой и большими глазами. – Я лесби и совершенно не выношу мужчин рядом с собой, даже прикоснуться к себе не дам.
– Хм, я тоже, того, как бы …, – попытался высказаться мужчина с хищным профилем и все еще сохранившим лоск деловым костюмом. – Для того, чтобы пробиться в верха своей компании, я сделал себе операцию. Так у нас было принято. Семейные могли занять лишь нижний и средний уровни, а мне-то … гм … и вот. Словом, у меня тоже не будет детей.
Пассажирам вдруг стало тягостно и беспокойно, как будто они все еще плыли на лайнере в неизвестность.
– Но ведь мы последняя надежда человечества, – тихо высказался парень с мягкими чертами лица, – кто-то же должен … иначе человечество обречено. С нашей смертью оно исчезнет как вид. И все. Людей больше не будет.
– Значит так, – резко заговорила крупная дама с рыхлым телом. – Я даже не намерена слушать весь этот бред. Я транссексуал и даже не думайте, что буду рожать детей для каких-то там целей. Я вам не женщина, ясно?! А ты, кругляш, как-то не обозначил свои возможности, давай же, смелее!
Парень с мягкими чертами смутился и опустил голову. Так и не поднимая взгляда, он тихо сказал:
– Дело в том … что я с самого детства ощущал себя девочкой. Да и сейчас не могу сказать, что я мужского пола. Я просто заперт в этом неудобном для меня теле.
– Но физически-то ты ведь можешь зачать ребенка? – С напором спросила рыхлая дама, сверкая глазами. – Да или нет?
Но тот лишь помотал головой в ответ.
– Яаасно, – с присвистом протянула дама, – гормоны, да?
Парень все так же молча кивнул.
– Значит ты у нас девочка? Да можешь не кивать, мы всё поняли. Девочка, которая не может родить. Прек-расно. Заш-шибительно.
И она торжественно замолчала. На какое-то время воцарилась пауза. Затем послышался вздох. К огню придвинулась молодая женщина в цветастом платье.
– А я бы хотела родить ребенка. – Негромко призналась она, глядя в беспокойно потрескивающий огонь. – Очень хотела бы. Но не могу. Слишком рано началась и слишком долго у меня тянулась развеселая юность. Двадцать восемь абортов. Врач сказал – теперь такой возможности у меня не будет никогда.
И она уткнулась лицом в колени, подол ее платья начал пропитываться слезами. Крупная полыхнула взглядом в сторону членов команды, группой сидящих по ту сторону костра.
– Ну, а вы, парни? С виду вы молодые и здоровые. Хоть вы что-то можете?
Самый старший из них лениво хмыкнул и с нарочитым безразличием бросил веточку в огонь.
– Да может быть и можем. Но не будем. Мы ПАГС. И это навсегда.
У капитана брови уползли на лысину.
– Это еще что такое? – Спросил он строго, но неуверенно.
– ПАГС – полиаморная гомо-семья. Мы четверо, – он махнул рукой на жавшихся к нему матросов, – одна семья, понимаете? Мы не можем предать друг друга. Мы вместе. Всегда.
Повисла еще более тягостная пауза. Звезды над головами, крупные и яркие как алмазы, весело перемигивались, словно потешаясь над людьми и выдуманными ими проблемами.
Первым зашевелился капитан, он, словно очнувшись от оцепенения, ткнул пальцем в женщину неопределенного возраста, сидевшую справа от него. У нее были крупные кисти рук и грубые черты безупречно накрашенного лица.
– А ты? Ты? Тоже не можешь? – Начиная задыхаться, спросил он.
Женщина, с кислым лицом, печально взглянула на капитана.
– Да, не могу. До двадцати пяти лет я была мужчиной, а потом сделала операцию и наконец обрела себя. Но родить не смогу.
Капитан, сжав губы, издал глухой вопль горлом. Осталась одна женщина и трое мужчин, которые еще не высказались, но уже и так все было ясно. Надежды на возрождение человечества практически не осталось.
Молодая девушка, сидящая рядом с дружной матросской семьей, печально оглядела всех и медленно произнесла:
– Понимаете, так не должно было получиться. На меня тоже нельзя рассчитывать. Я небинарный человек. Меня как будто нет среди мужчин и женщин. Иногда я вообще не понимаю кто я. Где я. Мое тело будто чужое для меня. Иногда я понимаю, что я вообще не человек.
Двое невысказавшихся парней крепко прижались друг к другу, один из них зарыдал и второй прижал его к груди.
– Не смотрите на нас. – Сказал второй. – Он стесняется. По сути, он вообще ребенок. Невзрослеющая личность, так это теперь называется. У него в голове пони и игры. А я лишь опекаю его.
Плачущий ребенок смахнул слезинки с жесткой щетины на подбородке. Тишина сковала всех словно тесный гроб. Тот, кто молчал дольше всех – светловолосый парень с волевым подбородком, задумчиво сказал:
– А вот я натурал. Все как полагается. Мужик, который может делать детей. Только теперь это, кажется, не имеет значения.