– Да, – хмыкнула девушка, – теперь я сама научилась решать. Поздно, но лучше, чем никогда. Антуан мне не нужен, как и фиолетовая сила.
– Хорошо, – пропела ведьма, – но поначалу магия тебе всё же понадобится. Нелегко тебе придётся без неё в сражении с Гранд-Альянсом.
Элеонор вздохнула. Ей не терпелось избавиться от силы Сестры, но рассудком она понимала, что в данный момент дар как раз поможет ей добиться своего.
– Я согласна, – решительно сказала девушка, – я готова сделать всё, что от меня понадобится!
– Отлично! – широко улыбаясь, воскликнула Арабелла, – ощути, как тьма наполняет тебя, как придаёт тебе новые силы!
Трёхглазая ведьма провела левой рукой в воздухе, и из тонкой когтистой ладони вырвались клубы чёрного дыма. Они окутали Элеонор, и её фиолетовые костюм и плащ стали такого же угольного цвета, как и стены Ледяного Бастиона. Девушка потрогала ткань на запястье – такую же прочную и приятную на ощупь, как прежде, но чёрную. Вся одежда Элеонор почернела – и костюм, и плащ, и даже ботинки.
– Благодарю тебя, Арабелла! – бодро произнесла она, – теперь я вижу, что должна сделать!
Девушка испытала чувство уверенности и прилив сил. Неизвестно, сделала ли с ней что-то Арабелла, или она сама ощущала себя лучше, сменив тот глупый фиолетовый костюм, в котором будто бы впала в детство…
Через день после ухода Изабеллы в Гранд-Альянсе почти ничего не изменилось. Свинцовые тучи так же тяжело нависали над крепостью и её обитателями, которые готовились к следующему, неминуемому нападению нежити.
Эрнст почти не покидал свою комнатку в башне с фиолетовой крышей. Он мог часами сидеть на табуретке у нового окна и смотреть в одну точку. В комнате к нему никто не приставал с глупыми расспросами. Но всё в ней напоминало об Изабелле. Двухъярусная кровать с фиолетовым постельным бельём, стойка с посохами, куда их принесли стражники – с двумя…
От усталости Брат закрыл глаза. В его голову подобно щупальцам лезли гнетущие мысли, отравляя и разрушая его изнутри. Перед ним возникла Арена Страха. Высокие белые стены озарило алое марево. Эрнст и Изабелла стояли друг напротив друга. В их руках были магические посохи. Брат так надеялся, что они мирно встретятся и обнимутся…
Но этого не произошло. Изабелла и Эрнст побежали навстречу друг другу, выставив посохи и руки, в которых накапливалась фиолетовая сила. И они вот-вот сразятся не на жизнь, а на смерть… Это был главный страх Брата, а не какие-то осьминоги с щупальцами или пауки. Эрнст считал, что и Изабелла боялась того же, но теперь это было неизвестно. И если бы он мог сразить этот страх на Арене, как вместе с Сестрой раньше одолел Арахноктопуса…
Эрнста вернул в реальность стук в дверь.
– Кто это? – хриплым голосом спросил Брат.
– Это я, Люциус, – ответил ангел за дверью.
Эрнст забеспокоился. Он почти сутки ни с кем не говорил и сейчас не хотел. Но рано или поздно ему придётся вылезти из комнаты, чтобы продолжить бой с демонами, и лучше это сделать сейчас – прежде, чем Аид оставит от крепости одни руины.
– Ладно, входи, – вяло протянул Брат.
И медленно встал, а затем открыл деревянную дверь.
– Как ты? – спросил хранитель, войдя внутрь.
Его ангельское лицо выглядело добродушным и понимающим.
– Спасибо, что спросил, но, видишь, неважно, – печально ответил Эрнст.
Люциус тяжело вздохнул, взволнованно глядя на своего подопечного. Фиолетовый маг долго молчал, а затем заговорил:
– Изабелла перед… уходом напомнила мне папины слова. Он в детстве говорил мне, что мальчики не плачут, – в голосе Эрнста слышалась горечь, – он не был плохим человеком – не д’Обстер и не Пьер Коссак. Но он был властным и тяжёлым, и я его боялся. И ни за что в жизни не хотел вырасти таким, как он. Я стал сейчас собой, потому что осознанно и целенаправленно не хотел стать им. Ещё с раннего детства. Я был чувствительным мальчиком и хотел стать более чутким и отзывчивым, чтобы показать, что сильный человек не обязан быть толстокожим и властным. Хотел доказать, что могу быть хорошим человеком, даже если не стану таким, каким меня видели в своих мечтах родители.
Люциус смотрел на Эрнста с сочувствием и грустью.
– Отец гордился своей мужественностью, – сглотнув, продолжил юноша, – а я не понимаю, как можно гордиться полом – это же не от самого человека зависит. Не моя заслуга, не моё достижение, что я парень. А ещё не понимаю, как можно гордиться своей родиной – особенно когда она не может предложить ничего, кроме баек о собственном величии, зато требует шагать в ногу с кучей неприятных мне людей и считать их близкими. Поэтому я и нашёл куда больше родственных душ тут, на чужбине, чем там…