По прибытию к одному из зданий посреди пустыря через громадные железные ворота, люди в форме выдали сухие вещи, а также предметы первой необходимости, среди которых значилось мыло, полотенце и сухой паёк с фляжкой воды; и распределили нас по этажам. Мне выделили комнату на — пятом, площадью примерно четыре метра с неровно заштукатуренными серыми стенами; в углу ютилась маленькая батарея, а на полу лежали матрацы. Невзрачно и тесно, но жить здесь было можно. Даже с двумя соседями и соседкой.
Пока они испуганно перешёптывались и переглядывались, обсуждая причины подобных действий с рядовыми гражданами, то есть с нами, я смотрел в окна, разглядывая окрестности, которые открывались далеко не все за то время, когда мы пешком двигались сюда. Военные бараки были ограждены высокими каменными стенами, по которым патрулировали всё те же солдаты со автоматами. Зрелище, мягко говоря, вселяло страх и беспокойство. То ли нас изолировали от окружающего мира, то ли охраняли от неведомой угрозы за укреплёнными стенами. Оба варианта пугали.
21:53. Несмотря на столь позднее время, на базе всё ещё происходили активные действия по распределению эвакуированных граждан по зданиям. А последних, как я поспешно насчитал, было больше тринадцати. Очевидно, что подъехал ещё железнодорожный состав. Но что же стало со всеми теми людьми, которые самовольно покинули свои жилища на личном транспорте? По пути сюда я видел множество автомобильных пробок, длиною, кажется, в целую жизнь.
Заснуть на новом месте не получалось: временами прожектор с улицы светил прямо в окно. Утром разбудил голос по громкоговорителю, но мне не сразу стало понятно, что он вещал. В скором времени к нам в комнату зашёл солдат и попросил идти за ним.
10 мая 09:03 утра. В большинстве своём сонных и не понимающих что произошло, вынужденных переселенцев привели на огромную площадь, находящуюся прямо напротив входа в данную «цитадель». Периметр окружали военные. Стало понятно, зачем всех здесь собрали, когда на пьедестал поднялся средних лет худощавый человек в форме и произнёс в микрофон речь:
— Судари и дамы, приносим глубокие извинения за то, что вывезли вас из ваших домов, не дав объяснений. Необходимо было в максимально сжатые сроки доставить в убежища как можно большее число гражданских. Недавно стало известно, что заграницей возникла эпидемия неизвестного науке вируса, о котором, к сожалению, я вынужден не распространяться по приказу правительства. Но уверяю, здесь, на спец. базе, вам ничего не будет угрожать, мы обеспечим вашу безопасность до ликвидации опасного вируса и вернём вас в свои дома. О точных сроках сказать не могу, но вам предоставят необходимые условия для проживания: на базе имеются туалеты, душевые и столовая, работающие по расписанию.
Базу покидать категорически воспрещается. На этом всё. Разойдитесь.
После сухой и осторожной речи офицера, уверенности не вселяющей, я вернулся на свой этаж, пока остальные последовали изучать «военный городок». Мысли не приходили в порядок, стало ещё более тревожно и непонятно. Всё время я думал о «вирусе» и о том, насколько опасен он может быть, если о нём запрещено распространяться.
Время на часах 16:31, отстают они или спешат, я уже не понимал. Неважно. Важной была длительность нашего здесь пребывания. Узнать что-либо у военных стало невозможным: они медленно и молча патрулировали периметр, игнорируя любого гражданского, постоянно прячась за массивным противогазом. За ним было невозможно прочитать какую-либо эмоцию на лице этих парней, а значит, и предсказать намерения. Они казались серьёзными и немыми машинами, выполняющими важный правительственный приказ.
Наконец-то найдя сговорчивого военного возле столовой, я не мог не спросить у него, сколько мы здесь будем находиться и зачем вокруг столько много солдат, если речь шла про вирус. Но внятных ответов я, само собой, не получил. Конечно же, подобная информация, известная лишь узкому кругу лиц, не должна покидать его пределы ни при каких обстоятельствах, но неосведомлённость в этом вопросе сводила с ума. К тому же вояки внешне вели себя довольно странно: между собой не переговаривались и ни разу не предлагали маски нам, словно мы и так иммунные к чему бы то ни было.
Оставшееся время до отбоя я изучал «городок», а он оказался для пеших прогулок уж очень большой. По периметру забора заметил огромные пулемёты, готовые выстрелить в любую секунду при появлении угрозы. Что же за чертовщина там творилась? Неужели всё настолько серьёзно?!
Дождь пошёл ожидаемо: небо уже неделю было хмурым, солнце не показывалось вообще, так что день казался вечером. Пасмурно. На настроении это тоже сказалось, ведь погода как будто бы уловила тяжесть положения людей. Только когда садилось солнце, и можно было любоваться закатом, — а мне нравилось внимательно наблюдать за ним, наверное, так же, как за течением воды или горением пламени, — я будто вновь оказывался дома, безмятежно наблюдающим за красным заревом.
Вдоволь нагулявшись и поразмыслив над своим положением, вернулся в выделенную мне комнату. Мои соседи всё это время занимали себя разговорами о том, что это за место и почему их держали под такой усиленной охраной, кидались домыслами о вирусе, странном внешнем виде и поведении военных. В общем, о том, что сейчас гложет всех. Пригласили и меня принять участие, где я и поделился накопленными за день наблюдениями, а затем пристроился на в малой степени удобном матраце.
Брикеты со взрывчатым веществом приклеены к колоннам главного входа. Остальные примостились в подземных недрах вражеской корпорации, ожидая действий подрывника. Одну он-таки не по приказу с высунутым в уголке губ языком примостил на огромный бело-голубой логотип, похожий на мерзкого паука.
— Разделаемся с ними, да!
Выставив полминуты, подрывник поскакал по лестнице наружу.
— Всё отходим к транспорту!
Все сидячие места заняли до того, как прозвучала команда:
— Пилот, заводи вертушку, мы взлетаем!
Командир отряда надел шлем.
— База, приём! Как слышите? Это отряд «Последней Надежды», приём!
Оглушительный статический шум вызвал головную боль.
— Что такое? Что со связью?
Мелкий вечерний дождик ночью перерос в сильный ливень, который не давал крепко заснуть. Привидевшиеся образы заставили только лишний раз понервничать. Что это за такой спутанный и несвязный сон? Поворочавшись на матраце, мне страшно захотелось сделать пару затяжек. Я попытался тихонько выйти наружу, чтобы выкурить припрятанные в карман ещё дома сигареты.
Я ожидал приставленного охранника на каждом этаже, но, кажется, их переоценил: очевидно, гражданские не представляют особой опасности или не нуждаются в усиленной охране, чтобы постоянно стеречь их в ночное время суток. Или, возможно, патрульный просто прикорнул где-то.
В конце коридора я бережно открыл окно и, убедившись в отсутствии наблюдателей, закурил сигарету, чтобы хоть как-то успокоить измотанные нервы.
Пуская растворяющийся в темноте дым, я всматривался вдаль, за ограду, куда не светили прожектора. Мои глаза уже стали привыкать к ночной темноте и видеть более отчётливо, когда появились светящиеся жёлтым объекты. Я не имел представления, что это или кто: предзнаменование враждебное, нейтральное или дружеское. Чем и кем бы это ни было, к ужасу понял, что они двигались к нам! Не прошло и несколько секунд, как по всей спецбазе зашумели сирены, и лампы прожекторов сосредоточились на неизвестных огоньках.
Я конечно опасался за свою жизнь, но посчитал важным обеспокоиться, нужна ли будет помощь в грядущем нападении неизвестно кого, слетел по лестнице до первого этажа и упёрся в двери. Они стремительно закрылись, издав громкий тяжёлый железный звук, который наверняка пробудил заселившихся. Я отскочил. Не успел отойти от наваждения ярких огней, виденных ранее, как раздался страшный свист и гул работающих пулеметов. Опасливое любопытство толкнуло меня метнуться обратно к двери, у которой был предусмотрен прямоугольный глазок. Через него я постарался углядеть причину начавшейся паники: жёлтые огни, бродящие по низменным окрестностям, сменили цвет на ярко красный. В этот момент у меня застыла кровь в жилах. Я не мог пошевелиться.