Рядом, в собранном на скорую руку шалаше, спала донельзя уставшая Яся. Она, в отличие от Томы, поучаствовала и в походе за медом, и в походе за арбузами, и в походе за виноградом. После этого на нее с уважением начал смотреть не только Костя, но и Миха. Пока они ходили, Тома осталась у костра вместе с Мариной, женой Михи.
Марина была молоденькой украинкой, практически ровесницей Томы, смешливой и болтливой, с черными волосами, белоснежной кожей, той удивительной красоты, которая встречается лишь у украинок и болгарок, причем в возрасте до двадцати лет. Куда они после этого деваются, Тома не знала, но женщин с красотой этого типа она старше двадцати лет не встречала.
- Как же у вас все вкусно! Неужели все свое? Все своими руками сделано?
- Все свое, - засмеялась Маринка, - все своими руками сделано. А ты оставайся, если понравилось. Я тебя всему научу. Найдем тебе мужа хорошего, пойдешь дояркой в колхоз работать.
И, хитро посмотрев на Тому, добавила:
- Только не Костю. Костя у нас жить не будет. Костя птица иного полета... Костя только в любовники годится... - и вздохнула.
А, почему...? - начав, Тома замолчала, хотя вопрос, а почему Костя годится только в любовники, просто жег ее изнутри.
Маринка ничего не ответила, только рассмеялась и шутливо щелкнула пальцем Тому по носу. - Не увлекайся лапонька, не одна ты по нему сохнешь.
- Хотя конечно и он на тебя сильно запал. Вон и нас с Михой на ставок вытащил. Для тебя, как я понимаю, представление.
- Вот уж, - возмущено фыркнула Тома, - сдался он мне.
Маринка насмешливо и ласково взглянула на нее, но ничего не сказала.
Вскоре она ушла, схватившись за протянутую руку Михи, и исчезла, вместе с ним, в шалаше стоящем на другом конце поляны. Костя, после возвращения с виноградника, ушел в ночь, сказав, что будет проверять закидушки, поставленные какими-то друзьями Михи, на другой стороне ставка. Пиво тихонько плескалось в животе Томы, который был набит как барабан. Раки оказались не просто вкусные, они оказались необыкновенно вкусные, особенно если их запивать пивом. Она, в результате, за вечер, выпила целых две бутылки пива, и, теперь, костер слегка покачивался перед ее глазами. Тома раньше никогда бы не поверила, что может выпить столько пива, но опыт нынешней ночи изменил ее представление о себе. Еле видимый туман плыл над водой. В тумане раздавалось тихое кваканье лягушек, в кустах звенели кузнечики и тихо потрескивал затухающий костер. Под арбузы и виноград места не осталось уже ни у кого, поэтому, арбузы кучкой, а виноград в сетке, лежали поодаль ожидая завтрашнего утра. Там же в котелке лежали соты с медом, безжалостно вырванные из колхозного улика.
Из-за шалаша Михи бесшумно появился Костя, остановился у костра и вытряхнул, в стоящее рядом, ведро, раков, которые держал в подоле рубашки.
- Это на утро... Пойдем, покажу что-то, - сказал он тихо Томе о потянул ее за руку, - не бойся.
- Ну, куда ты меня тащишь? - сонно попыталась отбиться Тома, но, несмотря на свое вялое сопротивление, встала и пошла вслед за тянущим ее за руку Костей. Они обошли поляну, и вышли к шалашу Михи, но только с обратной стороны. Костя остановил ее возле дерева, обнял сзади за талию и сказал шепотом:
- Тсссс, смотри и слушай. Такого в кино не покажут. Только тихо.
Тома без интереса посмотрела туда, куда ей указывал Костя. Но присмотревшись, чуть не охнула и почувствовала, что ноги перестают ее держать. Внутри шалаша, на расстеленной простыне, лежала обнаженная Марина, широко и бесстыдно раскинув в стороны ноги, приподнятые в коленях. Руки она положила на голую спину Михи, который, как казалось Томе, старался резко протиснуться как можно дальше между ее раздвинутых ног. Ему, похоже, не до конца удавалось задуманное, поэтому, сдав назад, он повторял свои попытки снова и снова. Марина при этом слегка постанывала, как от боли, но, двигалась не от него, а к нему, раздвигая, при этом, ноги еще шире. Глаза ее были закрыты, волосы разметались по простыне, а голова качалась в такт с колебаниями их тел.
Тома все же беззвучно охнула, и, если бы ее не поддержала обхватившая ее рука Кости, опустилась бы на четвереньки. Но Костя, воспользовавшись моментом, подхватил ее рукой уже прямо под грудь, не дал опуститься, а, наоборот, тесно прижал к себе, а потом вдруг резко повернул к себе. Тома пораженно смотрела в глаза Кости, не замечая, как он все крепче и крепче прижимает ее к себе.