Выбрать главу

– Это действительно мой паспорт, – пробормотала она. – Но что он тут делает?

– Сама положила и забыла, – пожала плечами Валя.

– Нет, я его туда не клала! – Глаша упрямо нахмурилась.

Она плюхнулась на диван и уронила руки на колени.

– Что происходит, а, Валь? – спросила она жалобно.

На Валином лице отразилась целая гамма чувств: от смущения до сочувствия. Неожиданно ее лицо просветлело.

– Слушай, ну и дуры же мы с тобой! – Она рассмеялась с явным облегчением. – Чашки, паспорт! Да это же твой Славик шуровал! Пробрался, когда тебя нет, взял, что надо, вещи переставил. Ну, и чаю попил. Или там кофе.

– Из двух чашек?

Валя крякнула. Глаша явно не разделяла ее веселья, и это Валю огорчало. Глафира подняла на подругу измученные глаза и проговорила:

– Это не может быть Славик. Совершенно точно. Позавчера я забрала у него ключи.

Глава 9

Идея со скидками сработала. Два дня Глаша едва успевала отпускать товар. Клиентки понимали, что за эксклюзивные шмотки просят бросовую цену, и легко входили в раж. Вместо одной блузки покупали три, а к ним еще юбку и вон тот симпатичный кардиганчик в полосочку.

На третий день наступило отрезвление. Придя утром на работу, Глафира по привычке принялась наводить на стойках порядок, пользуясь тем, что с утра клиентов почти не было. После вечернего ажиотажа она зачастую не успевала развесить все по местам, вот и делала это утром.

То, что на дорогой блузке появилась здоровенная дыра, она поняла не сразу. В такое просто не верилось. Глаша вытащила вещь, осмотрела ее со всех сторон, и сердце ее упало: на груди, на самом видном месте, тонкий шифон был продран, порванные нитки махрились во все стороны, как отвратительный паук.

Холодея, Глаша принялась осматривать остальную одежду, и не зря. На жакете из натурального шелка на рукаве обнаружился кусок шоколада, прилепленный намертво. Шоколад предварительно разжевали, и жир крепко въелся в ткань.

Глаша чуть не заплакала. Она только что лишилась двух лучших образцов коллекции и потеряла кучу денег. На смену отчаянию быстро пришла злость. Она ни минуты не сомневалась, чьих рук это дело. Муля, словно невзначай, дефилировала в коридоре, дожидаясь Глашиной реакции.

Первой мыслью Глаши было немедленно отмутузить вредительницу. Она с трудом сдержалась и попыталась успокоиться. Муля, конечно, скотина, но скотина умная, в этом Глаша убеждалась уже не раз. Наверняка она все предусмотрела заранее и свое черное дело вершила без свидетелей. Это было нетрудно: в старом магазине все отделы были открытыми. Днем за порядком следил продавец, утром все продавцы собирались перед входом в магазин и входили все вместе, точно так же поступали и вечером.

Стоп. Но когда же Муля успела? Глаша чувствовала себя неуверенно, понимая, что в любой момент может сорваться на крик или заплакать. Пытаясь собраться с силами, она уставилась в стену, машинально комкая в руках испорченные вещи. Она испытывала в этот момент столько эмоций, что разобраться в них ей было не под силу. Уставший мозг отказывался служить. Муле мало было украсть у нее идею и клиентов, она не успокоится, пока не разорит ее и не выживет отсюда. Глаша по-настоящему испугалась.

Из коридора донесся ехидный смех. Глаша дернулась, словно от удара, и резко повернула голову. Муля что-то оживленно говорила Оксане и Галке – двум продавщицам. По тому, как те искоса поглядывали в сторону Глаши, та поняла, что речь идет о ней.

Не обращая внимания на сердцебиение и на неудержимое желание убежать подальше, Глафира тряхнула волосами и направилась прямиком к теплой компании.

На секунду Муля испугалась, но она была тертым калачом и сумела быстро взять себя в руки.

– Чего уставилась? – нервно хохотнув, спросила она.

Глаша не ответила. Она видела, что девчонки, сгрудившиеся около Мули, мечтают испариться с места назревающего скандала, но боятся. Боятся Мулю.

Глаша была сосредоточена на предстоящей схватке, но все равно успела удивиться тому страху, который внушала Муля окружающим.

– Эй, ты куда прешь? – Перед лицом надвигающейся опасности Муля перешла на привычный ей базарный тон. Ее жирные складки и многочисленные подбородки напряженно подрагивали.

– Что тебе от меня надо? – тихо спросила Глаша, приблизившись вплотную и пристально глядя в вытаращенные глаза.

Она поймала себя на мысли, что в последние дни произносит эту фразу слишком часто. Окружающие словно сговорились ополчиться на нее, хотя она никак не могла сообразить, чем вызвана такая злоба.

– Что мне от тебя надо? – переспросила Муля, презрительно сощурившись. – Да что с тебя взять-то?

– Взять как раз есть что. И ты взяла немало. Тебе мало было украсть мое дело, толкнуть продавца на предательство, переманить клиентов, так ты еще диверсии будешь устраивать? У тебя совесть есть?

Вопрос был риторическим. Совести у Мули не было в принципе. Это был сгусток стопроцентной наглости, и с таким Глаша сталкивалась впервые.

Очевидно, присутствие нежелательных в данном случае свидетелей подхлестнуло Мулю. Прямой вопрос задел ее за живое. Ее серые глаза превратились в ледяшки чистой ненависти, а с ее исказившегося толстого лица полностью сошли все краски. Ее рот раскрылся, и она заорала:

– Не строй из себя святую, истеричка! Предательство! Воровство! Да кто ты такая?

– Я нормальный человек.

– Ты? Ой, насмешила! Да я все про тебя знаю!

– Что ты можешь знать? Впрочем, неважно, стыдиться мне нечего.

– Ошибаешься, милочка, – Мулины глаза сузились. – Сгореть тебе со стыда и то мало. Ты – дочь шлюхи и сама такая же!

– О чем ты…

– О твоей мамочке! Что, съела? Думаешь, не знаю, чья ты дочь? Думаешь, ты хорошо спряталась? Тьфу. Да на твоей мамаше пробы ставить негде. Перетрахалась со всей страной и тебя небось приобщила!

– Прекрати! – хрипло выкрикнула Глаша, затравленно озираясь. Повсюду она натыкалась на лица любопытных продавщиц, заслышавших шум скандала.

– Не нравится?! Ясное дело! Строит из себя святую Магдалину, а сама-то! Во сколько лет мамочка тебя впервые положила под мужика? В начальной школе или раньше?

– Это ложь! – Глаша повернула голову медленным болезненным движением. Вид ее молил о жалости, но Мулю это только подхлестнуло.

– Это правда! Все знают, что у вас с матерью были на двоих одни любовники. Она ведь в старости молоденьких любила, а кто ж на старуху бы польстился, вот тебя на десерт и предлагали. Неля говорила…

– Неля? – Глаша отшатнулась, словно от удара.

Муля осеклась, сообразив, что сболтнула лишнее.

– Я не это имела в виду! Неля ни при чем. Я сама все узнала.

Бросив на Глашу быстрый взгляд, Муля звериным чутьем поняла, что что-то изменилось. Лицо Глаши заледенело и стало бледным и жестким, как снежный наст, только глаза горели ненавистью. Это была не короткая вспышка, не истеричный припадок, а ровный огонь. Муле показалось, что языки пламени лизнули ей лицо, и она отшатнулась.

– Плевать на Нелю, – изменившимся глухим голосом проговорила Глаша в полной тишине. – А тебя я уничтожу. Не за себя, за мать.

Она сказала это спокойно, и оттого ее слова прозвучали особенно правдиво.

Лицо Мули исказил гнев, но вместе с тем на нем ясно проступил страх. Оно густо покраснело, затем приобрело какой-то необычный желчно-багровый оттенок. Задыхаясь, брызгая слюной, Муля выплюнула несколько невнятных звуков. Потом, набрав в легкие побольше воздуха и раздувшись, как воздушный шар, она принялась швыряться оскорблениями, словно камнями из-за забора.

Гнев Мули произвел на Глафиру удивительно успокаивающее действие. Ее голова будто остыла. Где-то в глубине продолжала побулькивать горячая лава, но извержение вулкана прекратилось.

* * *

После пережитого стресса появление Райского возле дверей магазина в конце рабочего дня, можно сказать, не произвело на Глашу никакого впечатления. Она вяло отреагировала на его приветствие и преспокойно собралась идти по своим делам. Ее поведение Павла обескуражило.