Поначалу ее нескрываемое, явное предпочтение создало между мной и этим господином, неизвестным путем затесавшимся в нашу жизнь, ощущение неловкости. Он понимал, чего хочет она, я тоже понимал, а главное — мы оба знали, что другой это понимает (как, вероятно, знала и она), но ни у кого не хватало мужества признаться в этом. Я, конечно, проявил преувеличенную вежливость, выразившуюся в совершенно излишних словесных излияниях, чтобы казаться благовоспитанным:
— Да нет ... нет ... Пожалуйста ... Отчего же нет? Мне очень удобно ... Вы меня нисколько не стесняете ... А вы как? ... А теперь хорошо, прекрасно ... Тебе удобно? ... (Жена моя сидела между нами.) Ну, теперь все хорошо, путешествие будет очень приятным ... Сейчас чудесный сезон, май, не слишком жарко и не слишком прохладно ... А когда мы приедем? Да? В час дня? Ну, будем надеяться, что не случится аварии с мотором.
В пути жена моя жила только его присутствием. Она говорила лишь с ним или для него. Голос ее звучал чуть взволнованно — я-то поначалу думал, что это действует солнце и степной утренний воздух. По поводу каждого пустяка, попадавшегося по дороге, она непременно что-нибудь восклицала. Если машина распугивала стадо гусей, она испускала легкое: «Ах!», которое исходило из самых глубин ее женского существа и должно было означать нечто совсем иное, чем простое междометие. Если встречался дом с красивым крыльцом, она поспешно указывала: «Видели?» — в тот момент, когда машина уже проносилась мимо.
Накануне прошел небольшой дождь, и в воздухе не было ни пылинки, которая омрачала бы пейзаж, — только на душе у меня становилось все мрачнее. На нас не было ни макинтошей, ни автомобильных очков, ни полотняных каскеток. Уютно устроившись между нами обоими, жена моя была в чудесном весеннем настроении. Она подсунула свою левую руку под мою руку, легонько прижав ее К своему бедру, и я ощущал ее всю, от талии до плеча, чувствовал, как пульсирует в ней жизнь, словно соки бродящие в дереве. Несомненно, он сидел в точно такой же позе.
Поскольку пыли на дороге не было, машины шли рядом, время от времени пускаясь наперегонки, и те, кто вырывался вперед, жизнерадостно ликовали победу, крича и размахивая руками и платками.
Когда мы проехали городок Валя Кэлугэряскэ, в одной из машин что-то отказало, и мы все остановились, поджидая, пока хозяин автомобиля и шоферы торопливо исправляли неполадку. Однако пришлось задержаться почти на целый час. Жене моей захотелось получить ветку цветущей яблони, которая росла в пойме реки, немного ниже того места, где мы находились; он, конечно, вызвался наломать ветки. Они отправились туда вдвоем, и она набрала целую охапку, став похожей — белокурая, голубоглазая — на разубранную икону. В угоду своей прихоти они равнодушно и жестоко изуродовали дерево. Затем она согласилась сфотографироваться, ибо он, разумеется, был «оснащен» всевозможной ерундой, словно сноб на скачках, и фотоаппарат тоже всенепременно имелся.
Наблюдая сверху, я не мог не заметить, с каким удовольствием она опиралась на его руку, когда они поднимались по склону к машине, после того как поломку в моторе исправили.
Миновав Бузэу, мы поняли, что не поспеем к обеденному часу в Одобешть, и было решено перекусить в Рымнику Сэрат. И здесь, когда мы все уже уселись, жена моя вдруг нашла, что другой стол в глубине сада гораздо удобнее. Пришлось растормошить всю компанию и отправиться вслед за ней — а дело было в том, что, пока она мыла руки и пудрилась, рядом с Г. устроилась другая дама.
Разумеется, до этого я занял ей место рядом с собой, но теперь мне, как и другим, пришлось пересесть, и, в то время как они сели вместе, я оказался где-то на углу между стариком и некрасивой дамой.
Все мы думаем, что женщина, которая нас любит, приберегает специально для нас пустячные, но милые повадки, мы придаем им особый смысл и жестоко страдаем, видя, что они предназначаются также и другим. Пусть это глупо, но когда моя жена с аппетитом отведала принесенное ему кушанье, — а она знала, что именно эта ее манера доставляла мне такое удовольствие, что я ел с охотой, даже когда был болен, — это меня совсем доконало. Я делал над собой мучительные усилия, посылая улыбки направо и налево, стараясь не показать, что я придаю значение таким пустякам; это привлекло бы всеобщее внимание и вызвало бы пересуды. Я вообще полагаю, что для общества важно лишь то, чему придает значение муж, ибо в обществе интересуются только «драмой».