Почти каждый день я получал в офицерской столовой письмо примерно одинакового содержания, которое успокаивало меня, как благотворное обещание.
6. Последняя ночь любви
Но последнее письмо звало меня «обязательно» приехать в Кымпулунг в субботу или, в крайнем случае, в воскресенье. Оно производило какое-то смутное впечатление, обеспокоившее меня. Я стал всячески добиваться двухдневного отпуска, но ничего не получалось. Я поджидал, когда командир батальона будет в хорошем настроении, напрашивался на похвалу за умелое командование взводом. Но наш представительный и неизменно порядочный капитан Димиу становился глухим и непонимающим, когда речь заходила об этом отпуске. В среду вечером после обеда капитан Корабу по общей просьбе приказал вестовому принести ему флейту и сыграл кое-что из немецкой музыки с мягкой просветленной сентиментальностью, полностью противоречившей жесткому и вспыльчивому характеру этого человека, которого побаивались даже старшие его по званию. Когда он был в Вене офицером 5-го егерского полка, то посещал занятия в консерватории и был ценим своими товарищами-немцами как настоящий музыкант. При отъезде они, по обычаю австрийских полков, подарили ему табакерку, на плоской крышке которой в одном углу была подкова, в другом — вензель из золота, а внутри вырезаны факсимильные подписи всех дарителей.
Капитан Димиу, сложив свои коротковатые руки на животе, выпиравшем из-под френча, слушал музыку с серьезным видом, словно деревенский попечитель церковного имущества, внимающий проповеди. Он заулыбался, только когда старообразный усатый капитан Флорою, считавшийся нашим батальонным интеллектуалом, попросил Корабу сыграть дойну, исполнение которой столь же традиционно для флейты, как крашеные яйца для пасхи. Корабу согласился и сыграл дойну с таким неподдельным чувством пронзительной тоски и меланхолии, рождающихся здесь, в этих горных пустынях холодной ночью, что мы были совершенно изумлены. Я вытянул шею и зашептал капитану Димиу:
— Господин капитан, прошу вас, дайте мне отпуск в Кымпулунг на субботу и воскресенье. — Я говорил прерывающимся голосом, очень тихо, почти умоляюще.
Он коротко ответил, даже не посмотрев на меня:
— Нельзя. — И снова стал слушать флейтиста.
На следующий день я подождал, пока он не явился на учебный плац, обходя роту за ротой, словно усердный арендатор одну пашню за другой. Но мне не удалось поговорить с ним, ибо он погрузился в проблему тактики, которую разрешил затем весьма просто: «Господин офицер, нужно всегда заходить с фланга», — в отличие от капитана Флорою, пустившегося в ученые рассуждения, и капитана Корабу, который заставил свою роту вместе со всеми офицерами двадцать раз, до изнеможения взбираться бегом по ближайшему косогору, а сам стоял невдалеке, нахмурившись и внимательно наблюдая, точно ли исполняется его команда.
В час рапорта, когда я пришел в комнату, служившую батальонной канцелярией, я застал там капитана Димиу, но снова вместе с капитаном Флорою и двумя сержантами, прикомандированными к столовой. Целую неделю они с молчаливой энергией подсчитывали и пересчитывали деньги, сводя концы с концами. В прошлую субботу в полк приезжал с инспекцией генерал-командир дивизии, и наш батальон получил приказ устроить внизу, в главном лагере, подобающий случаю приличный обед. Солдаты соорудили беседку из свежей листвы, музыканты получили новое обмундирование. Трех-четырех солдат, известных как хорошие охотники, послали в горы подстрелить, если удастся, серну, так как ходили слухи, что среди пропастей и пиков Пьятра Крайулуй еще водятся эти грациозные черные козочки. Но охотники добыли всего лишь косулю, и под наблюдением одного из офицеров, слывшего большим гастрономом, была приготовлена спинка косули с грибным соусом. Нашему сотоварищу пришлось немало поломать голову и над форелью. Батальонный повар был недостаточно искусен, для того чтобы приготовить такое тонкое кушанье, как форель в сухарях. Не говорю уже о том, что это была очень сложная проблема для наших рыболовов. Для себя мы обычно глушили рыбу гранатами «Савополь», которые ни на что другое не годились. Но в данном случае, чтобы не раздробить нежного тельца форелей, их надо было вылавливать руками из-под камней в ледяной ключевой воде Дымбовичоары, да к тому же не раньше, не позже, как в субботу утром. «Поверь мне, друг, форель надо приготовлять, пока она еще не уснула... она и нескольких часов не продержится. Если, конечно, хочешь поесть форели... Не успел приготовить — кончено дело. А если масло не закипит хорошенько, будет не форель, а мамалыга. Не всякий повар сумеет поджарить форель как полагается, иной высушит ее, а внутри она сырая до тошноты».