Затем его тело начало исчезать, превращаясь в нечто тёмное и похожее на зернистую чёрную пыль. Ветер, казалось бы, подхватил эту пыль, хаотически развеивая по округе то, чем стал Дэмиан, но это было не так. Ветер был тут вовсе ни при чём, ибо эта тёмная масса организованно и даже несколько изящно направилась в одном конкретном направлении. Она плавно летела к протянутой руке Хэнка, после чего стала покрывать сначала её, а затем и всё его тело, включая как его кожу, так и одежду. Долю секунды длинноволосая копия меня была похожа на осязаемую тень, но Хэнк поглотил всю тьму Дэмиана, словно вата, впитывающая в себя кровь.
Когда чёрная пелена отошла, всем стало ясно, что перед нами был уже не тот забавный весельчак и пьянчуга, которого мы все знали и любили. Стоявший в бассейне человек был похож на него, но были и серьёзные отличия.
Во-первых, на нём была белая рубашка, расстёгнутая на несколько первых пуговиц, а также чёрный пиджак и брюки того же цвета, спускавшиеся к обутым в классические туфли ногам. Борода и волосы Хэнка стали значительно короче и аккуратнее, и теперь его образ больше напоминал Джона Уика, нежели чем переодетого в клоуна Христа. Видную часть его груди и рук покрывали татуировки, которые были не картинками или надписями, а чем-то более абстрактным. Будто кто-то быстрыми движениями полил бумагу чернилами. Лицо Хэнка ничего не выражало и его покрывали шрамы – особенно заметный начинался на лбу и спускался вертикально, проходя через левый глаз Хэнка. Он выглядел угрюмым, мрачным и до жути серьёзным.
– Круто, – голос Хабиля хоть и звучал довольно тихо, но всё же сумел пробудить всех нас от ступора, в который мы впали от происходящего.
Хэнк глядел на Софию в упор.
– Ты знала, что так будет, – даже голос парня казался ниже и строже. – Три голоса никогда не имели значения.
– Два гораздо осмысленнее, – кивая, согласилась София, у которой было такое лицо, будто её ребёнок как-то провинился в школе и теперь ей приходилось выслушивать жалобы учителей. – Сердце и разум… – подняв взгляд, начала перечислять она.
– …логика и чувства… – продолжил за ней Хэнк, уголок рта которого искривился в ухмылке.
– …Инь-Янь…
– …чёрное и белое…
– …свет…
– …и тьма…
– …надежда…
– …и смерть… – мрачно закончил Хэнк.
– Значит, это и есть твой план? – подняла брови София, словно её абсолютно не удивило то, что только что случилось. – Просто убить меня?
– Не думаю, что это мой план, – ответил ей Хэнк, пожав плечами. – Ни один человек ни физически, ни духовно не способен быть третьим противоречием, потому что ни один обычный человек не может ничего не желать, – пояснил он, говоря так, будто его отвращало то, что ему приходилось объяснять такую простую истину. – Наш исходный код – всегда желать большего и этот паршивый код неотъемлемо связан с нашим природным желанием выживать или… что больше подходит для современности – продолжать жить. Всё, что мы делаем в наших жизнях, мы делаем для того, чтобы улучшить свою жизнь, сделать её удобнее, проще, легче. Однако отними у человека желание жить, и он перестанет желать чего-либо вообще! В этом и заключался план Дамбл Дора, который, как я теперь понимаю, не зря пришёл к нам именно в этом облике. Это была небольшая подсказка, взятая из знакомой нам истории, намекающая, что Малику придётся убить частичку себя, чтобы стать третьим противоречием и победить ЛаФлёра. Ведь кто ещё способен совершить нечто подобное? Он разделил нас не для того, чтобы тебе было проще, Малик, а для того, чтобы ты сумел выполнить данное им задание.
– Но почему он ничего не сказал? – спросила София.
– А ты бы согласилась? – немедля ответил Хэнк. – Тогда твоя надежда на лучшую жизнь горела в нас гораздо ярче, чем сейчас и даже если бы я решился на это ещё в начале ночи, мне бы всё равно не удалось пересилить тебя. Поначалу я и сам не хотел этого. Но хочу теперь. И сейчас ты достаточно ослабла, чтобы не суметь помешать мне, – последние слова Хэнка прозвучали особенно по-злодейски.
– То есть… то есть… – запиналась София. – Это как с теми русскими? Дамбл Дор попросту рассчитал, что в финале, после всего пережитого нами за ночь, я стану слабее, а ты поймёшь, что должен убить меня, став третьим противоречием и таким образом победишь ЛаФлёра?
– Да, Софи. Так и есть, – ответил ей я.
– Но почему ты так отчаянно желаешь смерти? – она повернулась ко мне.
– Просто… – я не знал, что сказать, но слова пришли ко мне из ниоткуда. – …просто это место действительно того не стоит, – ответил я с поникшим видом. – Жизнь – ужасно трудная штука, Софи. Все умирают и, что ещё хуже… люди осознают свою смертность, тщетность своих попыток выжить, но… знаешь… думаю, самое мерзкое в жизни даже не это, а то, что пока мы доходим до этой конечной инстанции, нам приходится переживать столько боли и различных мучений на своём пути, что…