Денис ухватился рукой за холодный, торчащий из стены осколок кирпича и подтянул себя чуть повыше. Движение сразу отдалось в бедре, и развороченную металлом плоть будто полоснули наотмашь казачьей нагайкой.
— Ой, мамочка…
Еще немного, и кровь вытечет вся.
До капельки. Смешно!
Представьте, господа: молодой и красивый опер уголовного розыска медленно подыхает от пули своего же коллеги.
Как бездомная псина. Представляете?
Среди бела дня — под забором, на грязной помойке…
Трудно сказать, в какой момент Денис понял, что в крохотном украинском городишке его давно и со злым нетерпением ищут.
Может быть, все началось с визита участкового, о котором он узнал от хозяйки. Или со странной встречи, которую вдруг назначил до этого уклонявшийся от расспросов двоюродный брат покойного Ивана Тарасовича. Или с подозрительных личностей милицейского вида, которые, как убедился опер питерского уголовного розыска, лениво покуривали день и ночь напротив парадной Лукашенко.
В принципе, хотелось еще кое-что проверить, но внезапно Нечаев почувствовал: все! Пора… Еще один день, еще один адрес, еще одна встреча — и его схватят, запрут за решетку, лишив не только свободы, но и малейшей надежды на оправдание.
Поэтому ночью Денис уже смотрел через стекло купе на уплывающее в прошлое здание железнодорожного вокзала.
А под утро проснулся, когда еще только начало светать, а соседи-попутчики от души сотрясали вагон сопением и храпом.
Поезд гремел металлическими суставами, приближаясь к какой-то совсем незначительной станции.
— Вы, вроде, дальше? — поинтересовался зевающий заспанный проводник.
— Ага, — ответил Денис, опираясь на ручку туалетной двери. Зашел и, нарушая нормы санитарной зоны, справил нужду. При этом взгляд его случайно обратился наружу, к той части окна, которая не была покрыта непроницаемой матовой пленкой.
— Ох, блин!
К составу организованно, парами подходили равномерно распределившиеся по перрону люди в форме — человек десять, не меньше. Все, как положено: автоматы, шнурованные ботинки… Кого-то, видимо, уже впустили внутрь, но кто-то еще ждал, пока откроют запертые по причине неурочного времени двери.
Нечаев высунул нос в коридор и придержал проходящего мимо проводника:
— Чего это?
— Облава. Может, дезертиров ищут, — пожал плечами парень и потопал на раздавшийся с противоположной стороны вагона настойчивый стук.
Но Денис-то знал, чувствовал, что это по его душу!
Возвращаться в свое купе за вещами не было ни времени, ни возможности — хорошо хоть, документы все в карманах пиджака. Деньги, записная книжка…
Нечаев выскочил в холодный и грязный, так называемый «рабочий» тамбур за секунду до того, как в другом конце коридора проводник принялся лязгать специальным трехгранным ключом.
Господи, удача! По извечному железнодорожному разгильдяйству дверь оказалась не заперта на «специалку», а только прикрыта поворотом ручки замка изнутри.
Денис со скрежетом привел защелку в горизонтальное положение, надавил, потянул и спрыгнул на выщербленный асфальт перрона. Момент, надо отметить, был выбран идеально — люди в форме только что вошли внутрь, и от выхода с вокзала беглеца отделяла только неширокая полоска пустого пространства.
В полумраке осеннего утра угадывались только редкие, неторопливые фигурки пассажиров, невесть зачем высадившихся на этой забытой людьми и Богом, станции.
Стараясь не выбиваться из общего полусонного ритма, Нечаев наискось преодолел расстояние, отделявшее его вагон, от каменного здания в середине платформы,
— Извините, — посторонился он, пропуская вперед сосредоточенную бабку с авоськами и большим чемоданом.
За порогом его тут же обдало запахом отвратительно сваренного кофейного напитка.
— Извините, — повторил Денис и помог случайной спутнице протащить чемодан в узкое пространство между стенкой коридора и полуоткрытой дверью железнодорожного пикета.
Мордатый и немолодой уже старший сержант лениво сдвинулся на полвершка влево — видимо, по общей расстановке на операцию пост ему определили внутренний, прямо здесь.
И даже что-то велели делать…
— Эй! Вы куда?
Нечаев успел дойти до середины кассового зала, когда старший сержант вспомнил, наконец, о чем его инструктировали на разводе:
— Слышите? Куда вы?
Оперативник бросил через плечо — раздраженно и не останавливаясь:
— В буфет! Пиво есть у вас? Нету?
— Закрыто усе, — покачал головой страж порядка, однако почти сразу же спохватился: — Стойте! Гражданин, документики ваши…
Но Денис, не дослушав, рванул на себя ручку ближайшей двери с табличкой «Служебный вход»: Господи, пронеси!
Не заперто… К тому же, по счастью, эта оказалась не кладовка, и даже не замкнутое помещение какого-нибудь кабинета — перед беглецом открылся великолепный в своей запутанности лабиринт ресторанной подсобки.
Нечаев не слишком хорошо представлял себе внутреннюю планировку типовых вокзальных строений, но логика указывала на то, что отсюда должен быть второй выход.
Для пищевых отходов и мусора.
И для беглых милиционеров…
Сзади хлопнула дверь, но Денис уже находился на кухне. Огибая плиту, он обрушил на кафельный пол пирамиду каких-то бачков и кастрюль.
— Мать твою, с-сука!
И в ответ, откуда-то из-за спины:
— Стой! Стрелять буду!
Справа, из боковой комнатушки бухгалтера, показалась было расплывчатая физиономия, но услышав это, посчитала за лучшее не вмешиваться и исчезла из поля зрения.
На очередном повороте Нечаев едва не рухнул и, чтобы удержать равновесие, уцепился за чей-то забытый на вешалке или оставленный за ненадобностью плащ.
— Блин…
Петля оборвалась — беззвучно и без усилия, так что к финишу первого этапа гонки Денис прибыл с нечаянной добычей в руке.
Осталось только сдвинуть металлическую щеколду.
В кино главный герой поступил бы следующим образом. Он притаился бы где-то в полутьме подсобки, вырубил одним-двумя ударами бегущего сзади человека, отобрал пистолет и потом перебил всех врагов и кучу случайного народа.
Но жизнь, как правило, куда прозаичнее наших представлений о ней…
— Стой! Стой, стрелять буду! — громыхал по пятам на удивление неутомимый преследователь.
А Нечаев уже был снаружи.
Справа — какой-то глухой кирпичный забор, слева и впереди пространство перед беглецом являло собой традиционную площадь, обустроенную в. стиле привокзального соцреализма.
Памятник посередине, газоны, киоски, какой-то агитационный стенд и автобусная остановка. Несколько брошенных на ночь машин тосковали на противоположном тротуаре, а за ними крохотная металлическая оградка подчеркивала темную зелень городского парка.
Денис бестолково, с плащом в руке и головой, вжатой в плечи, рванул напрямую по грязным, глубоким лужам.
Только не оборачиваться…
— Стой! Стой, гад!
— Стой! Стреляю! — это был уже второй голос. Он явно принадлежал не старшему сержанту и доносился с другой стороны вокзального здания.
Точно, у выхода из кассового зала с пистолетом в руке замер очень похожий на Нечаева оперативник в штатском.
Очевидно, он выскочил из пикета на дикие вопли своего коллеги и достаточно быстро сориентировался:
— Стоять!
Огонь открыл штатский — сначала в воздух, потом на поражение. Пелену рассветной сырости разорвал первый выстрел, а затем уже пальба слилась в монотонный раскатистый грохот.
Свиста пуль Денис не услышал — он вообще ничего не слышал на бегу, кроме этого грохота и собственного простуженного дыхания.
Перекрестный огонь… Ему еще повезло, что автоматчики и те, кто руководил облавой, находились сейчас в поезде, а не на площади.
Впрочем, рано или поздно даже эти ребята должны были попасть в мишень.
— Ой, бля!
Нечаев уже переваливался через ограду на противоположном конце площади, когда одним из последних в обойме патронов его достал кто-то из стрелков.