Значит, это он, предатель, привёл к нам деникинцев.
На другой день Анисим Иванович слёг в постель, чтобы не работать на белогвардейцев, но фон Графф, к счастью, больше не приходил.
Уже завечерело, а мы всё стояли на чердаке, высунувшись из окна, и смотрели на затихший город, на дальний Пастуховский рудник, где наши после орудийной стрельбы, наверно, пили чай с белым хлебом.
— Есть хочется! — со вздохом проговорил Илюха.
— Хоть бы корочку погрызть, — сказал я.
— А у меня в сарае за дровами хлеб кукурузный спрятан, — похвалился Абдулка.
— Принеси, — попросил Илюха. — Жалко?
— Ишь хитрый! — Абдулка качнул головой. — Это я для мамки на шапку выменял. Мамка больная лежит.
И всё-таки голод и дружба взяли верх: Абдулка принёс чёрствый, весь в паутине ломоть кукурузного хлеба, несколько крупинок сахарина и жестяной чайник холодной воды. Хлеб и сахарин мы разделили на части и стали пить «чай», по очереди потягивая из носика белого, побитого ржавчиной чайника.
— Ничего, скоро будем настоящий хлеб есть, — сказал я.
— Почему ты знаешь?
— Знаю. Скоро наши побьют беляков, и тогда хлеб начнётся.
Илюха, Абдулка и Уча молчали. Потом Абдулка солидно, с пониманием дела, заметил:
— Трудновато побить. За беляков Немция заступается.
Илюха мотнул головой, хотел что-то сказать, но подавился и долго кашлял. Слёзы выступили у него на глазах. Отдышавшись, он прохрипел:
— Не знаешь — молчи! Немция не заступается, Германия и Фифляндия за них, вот кто!
Я ухмыльнулся, потому что знал — Фифляндия не заступится.
— Давай поспорим, что Фифляндия не заступится? — предложил я, желая покрепче насолить Илюхе.
— Давай. На что спорим?
— На лимон![2]
— Тю, что на лимон купишь, коробку спичек? Давай на сто лимонов.
— Согласен!
Едва Абдулка разнял нас, как на чердак влез Васька. Пригнувшись, чтобы не удариться о низкие стропила, он подошёл к нам и присел на деревянную перекладину.
— Вы что тут делаете?
Илюха оживился и, глядя на меня со злорадством, сказал:
— Сейчас ты заплатишь мне сто лимончиков. Мы сейчас у Васьки спросим. Вась, а Вась, скажи: Фифляндия заступается за беляков?
— Не Фифляндия, а Финляндия. — Васька взял чайник и напился из него, — А насчёт того, кто заступается, дело ясное: буржуи заступаются, а рабочие за нас.
— Съел, рыжий? Плати сто лимонов! — торжествовал я. Илюха смущённо молчал, и тогда я снова спросил у Васьки: — А скажи, кто одолеет, мы или белогвардейцы?
— Мы победим, — уверенно заявил Васька. — У нас Будённая армия собирается.
— Какая Будённая?
— Красноармейцы все, как один, на конях, с шашками и карабинами. Ух и смелые!
— А кто Будённый?
— Командир из бедняков. Сам лично в атаку ходит. Беляков рубает налево и направо… Они как увидят его издалека, то сразу тикают… Один раз случай был интересный. Отца его белые захватили в плен и говорят ему: «Выдашь сына, отпустим». А он отвечает: «Подавитесь вы своими словами, чтобы я родного сына выдал». Тогда белые говорят: «Мы тебе кишки выпустим и собакам бросим. Живи до утра, а на рассвете казним». Узнал про это Будённый и поскакал к своему товарищу красному командиру. «Дай, говорит, полк кавалерии, мне надо отца выручить». — «Не могу дать, мои люди устали». — «Ну, хоть сотню дай». — «Не могу». — «Тогда десяток бойцов дай». — «Нет». Задумался Будённый, что делать? Ночь кончается, скоро отца расстреляют. Сел он на коня, взял с собой родного брата, и поскакали они вдвоём отца выручать. Влетели в станицу, и тут Будённый громко скомандовал: «Первый эскадрон направо! Второй эскадрон за мной!» Скомандовал Будённый и закричал «ура!». Увидели деникинцы Будённого, и давай бог ноги! Подлетел он с братом к тюрьме, снял часового, открыл тюрьму, подсадил отца на коня, и шукай ветра в поле!..
— Ух, как интересно! — выдохнул Абдулка, живо сверкая глазами.
— Расскажи ещё, — попросил Уча. — Вась, расскажи.
— Рассказал бы, да некогда. Одно дельце надо сделать, — и Васька подмигнул мне.
— Вась, а ты откуда про Будённого знаешь? — спросил Плюха, подозрительно щуря хитрые глаза.
— Сорока пролетала и мне рассказала… А тебе, рыжему, поклон передавала.
Ребята молчали. Абдулка сказал со вздохом:
— Скорей бы прогнали белых.
— Прогоним, чего ты беспокоишься? — сказал Уча. — Скинем их в Чёрное море, нехай купаются вместе с карасями.
— Поесть бы карасиков… жареных, — сказал Плюха, облизываясь.
— Кара-сиков… Тут картошки не видим, — сказал Уча с досадой.