— Бабушка надвое сказала…
— Ну, вот ещё… Знаешь, какая войска собралась у нас. Да ещё, сказывают, аглицкие танки придут, а это вон какая машина: на хату наедет — и дочиста развалит, до хундамента. Была хата и нету…
Мне было так страшно, что я готов был подхватиться и броситься наутёк. Васька точно почувствовал мой страх и больно сжал мне локоть. Мы лежали не дыша. Подождав минутку, когда шаги удалились, Васька потянул меня за подол рубахи, и мы поползли.
Тишина была такой напряжённой, точно всё, что было в степи, прислушивалось к нам.
И тогда неожиданно, как гром, прогремел над нами голос, до крайности испуганный и нас испугавший:
— Стой, кто здесь?
Мы вросли в землю, замерли от страха.
— Подымайся, иначе стрелять буду!
Я увидел над собой лохматую казачью папаху с белой кокардой.
Васька поднялся. Встал и я.
— Это мы, — виновато и тихо сказал Васька, — мы братья…
— Кто такие? Пропуск! — грозно крикнул часовой, и тотчас в стороне послышались чьи-то лёгкие торопливые шаги.
— Куров, кто там?
— Пацаны, ваше благородие…
— Какие пацаны, откуда?
К нам бесшумно подошёл офицер. В темноте я узнал Кольку фон Граффа, того самого, что приходил к нам в землянку и бил плетью по лицу Анисима Ивановича. Ужас овладел мной.
— Мы к тёте Варе на рудник, — бормотал Васька, притворяясь испуганным и несчастным. — Она больная лежит. Мы ей милостыню собирали.
— Какая тётя Варя? — крикнул офицер и велел солдату обыскать нас.
Казак взял у Васьки суму, грубо сорвав её с плеча, й принялся шарить в ней, разламывал куски макухи, нюхал её, осматривал каждый кусок.
— Куда идёте? — спросил офицер.
— Я же говорю — на рудник к тёте Варе. Мы братья-сироты, — объяснял Васька, и голос его звучал виновато и жалобно.
— А вы знаете, что здесь позиция белой армии и ходить нельзя?
— Нет, не знаем, — ответил Васька.
Солдат выпрямился и доложил есаулу:
— В сумке макуха, ваше благородие… Больше ничего.
Есаул что-то достал из кармана, щёлкнул, и яркий свет ослепил меня.
— Стоп, стоп… — торопливо проговорил фон Графф, присматриваясь к Ваське. — Ну-ка, глянь сюда! — Офицер выпрямился. — Тэк-с, братья-сироты, значит, к тёте Варе идёте… А не врёшь, скотина? Я тебя где-то видел…
— Тётя совсем больная, — твердил Васька бедным голосом. — Мы ей макухи насобирали и несём…
В эту минуту позади нас негромко звякнули шпоры и кто-то другой подошёл к нам.
— Что здесь происходит, господин есаул? — услышал я до того знакомый и такой неприятно-резкий голос, что мне стало жутко.
Фон Графф осветил фонариком подошедшего, и сердце моё оборвалось: перед нами стоял офицерик, и это был Генька Шатохин, старый наш знакомый, битый Васькой кадет. Он и сейчас выглядел картинно: белые перчатки, с одного боку сабля в ножнах, с другого — наган в кобуре.
— Говорят, что к тёте Варе идут, — объяснил фон Графф. — Да уж больно подозрительны.
Генька шагнул к Ваське и рывком поднял его лицо за подбородок. И. едва он это сделал, как тут же в испуге забормотал:
— Господин есаул! Клянусь честью… Это красные…
Кадет не успел досказать, Васька ударил его головой в живот, и он поскользнулся.
— Тикай! — крикнул мне Васька и метнулся в темноту.
Есаул схватил меня за рубаху, но я вырвался.
— Огонь! — закричал он. — Стреляйте! — И почти тотчас позади грянул выстрел.
У меня похолодела спина. Я бежал за Васькой, перепрыгнул через какой-то ров, упал, снова поднялся. В это время за спиной хлёстко прозвучал второй выстрел, третий. Пули свистели над головой, а я всё бежал, не видя, куда бегу и где Васька. Почему-то я слышал, как звенели в моём кармане пустые гильзы от патронов.
Внезапно послышался всплеск. «Кальмиус!» — мелькнуло у меня в голове, и я тут же провалился в холодную воду. Где-то позади грохали выстрелы, слышался тяжёлый топот ног. Страх толкал вперёд.
— Лёнька, где ты? — услышал я знакомый голос.
Я хотел ответить и не мог.
На берегу невидимая рука схватила меня за рубашку и потащила к себе. Это был Васька. Он лежал в неглубокой яме.
— Пригнись!
Я пригнулся.
Шёл дождь. Впереди тарахтел пулемёт. Пули посвистывали со стороны рудника.
— Плечо жгёт, — корчась от боли, сказал Васька и, потянув, разорвал на себе рубашку. Она была мокрая от дождя, и на ней виднелись пятна крови.
Васька полежал, прислонив лицо к мокрой траве, и с трудом поднялся.
— Теперь идём, — сказал он. — Приказ надо передать. Идём скорей.
Вдруг позади раздались сразу два выстрела. Васька выгнулся, будто ему к спине приложили раскалённое железо. Шатаясь, он постоял мгновение и рухнул прямо на меня.